— Сколько вы хотите? — спросил процентщик, уважительно взвесив на ладони часы.
— Пяти фунтов достаточно, — сказал я.
Что-то записали в книгу. Я получил на руки квитанцию, про которую раньше слышал только в мюзик-холльных песенках, пятифунтовую банкноту и очутился опять в центре Лондона. Домой я добрался без приключений.
На следующий день сандхерстские друзья пожелали узнать, как прошло собрание. Раньше я уже познакомил их с некоторыми вескими аргументами, которые собирался пустить в ход. Им хотелось узнать, как они были приняты. Что вообще представляло собой это собрание? Они восхищались мной, осмелившимся держать речь и отстаивать нашу позицию перед исполнительным комитетом — солидными людьми, политиками, олдерменами и так далее. Им все хотелось знать. Я не стал откровенничать с ними. Избегая конкретики, я упирал на трудности агитационной работы в спокойной и в целом всем довольной стране. Я говорил о важности пошаговой работы, о необходимости убедиться в успешности шага, прежде чем предпринять следующий. Создание исполнительного комитета — это первый шаг, он сделан. Подготовка устава Лиги и распределение обязанностей и прав — это второй шаг, он сейчас делается. Третьим шагом должно стать обращение к широким массам, и от того, как они откликнутся, зависит успех или неуспех предприятия. Мой отчет был выслушан недоверчиво — а что мне оставалось делать? Будь у меня собственная газета, моя речь — слово в слово! — появилась бы на первой полосе, прерываемая заключенными в скобки «бурными овациями» комитета, предваренная кричащими заголовками, весомо поддержанная передовицами. Тогда «Лига в защиту увеселений», может, и развернулась бы. И в начале девяностых, богатых всяческими начинаниями начинаний, она таки могла развернуться и сказать англоязычному миру свое остерегающее слово, причем сказать настолько убедительно, что могущественные Соединенные Штаты — даже они — смогли бы избежать «сухого закона». Вот опять перед нами проходит Судьба, только теперь с прелестной лужайки ее след свернул на сухой каменистый большак.
За мной судьба оставила еще один удар в этом крестовом походе. Кампания миссис Чант не была совсем безуспешной, она навела такой страх, что наша сторона, вполне по-британски, пошла на компромисс. Было решено, что скандальные бары отделят от «променада» легкими полотняными ширмами. Таким образом они окажутся вне «променада» и юридически будут так же от него далеки, как если бы находились в соседнем графстве; притом законом не возбраняются достаточной ширины «входы-выходы», вкупе с умеренной, не перекрывающей движения воздуха, высотой ширм. Таким манером соседствующие храмы Венеры и Бахуса будут разведены, и свои покушения на человеческие слабости теперь смогут совершать только по очереди, но никак не вместе. Стойкие ряды «Воинствующих ханжей» пропели громкую «осанну». Владельцы же мюзик-холла, разразившиеся поначалу уязвленными и протестующими воплями, быстро примирились со своей судьбой. Но Сандхерст не успокоился. Нас не спросили, заключая позорный мир. Я был возмущен лицемерием происшедшего. В те дни я не представлял себе, какую огромную и безусловно благую роль играет надувательство в общественной жизни великих наций, обитающих в государстве с демократическими свободами. Мне были нужны четкие дефиниции обязательств государства и прав отдельного индивида, смягченные, если вам так нужно, общественной целесообразностью и внешним приличием.