Следующая веха в моих воспоминаниях — Вентнор. Он мне нравился. В Вентноре жила сестра миссис Эверест. Ее муж почти тридцать лет прослужил тюремным надзирателем. Тогда и в позднейшие мои наезды он совершал со мной долгие прогулки по горам или на оползень. Он рассказал мне много историй про тюремные бунты и про то, как его несколько раз калечили заключенные. Когда я впервые приехал в Вентнор, мы воевали с зулусами. В газетах печатались картинки, изображавшие этих зулусов. Черные и голые, они очень ловко бросали свои копья — ассагаи. Зулусы перебили множество наших солдат, но по картинкам получалось, что перебили они все же меньше, чем мы их. Я злился на зулусов и радовался тому, что их продолжают убивать, как и мой друг, старый тюремный надзиратель. Через какое-то время их всех, похоже, поубивали, потому что та война окончилась, зулусов больше в газетах не изображали, и о них даже думать забыли.
Однажды мы поднялись на утесы вблизи Вентнора и увидели проходивший в миле-другой от берега большой красивый корабль под парусами. «Это транспорт, — сказал кто-то, — ребят с войны везут». А может, он шел из Индии, не помню[1]. Вдруг надвинулись черные тучи, задул ветер, закапал дождь, предваряя шторм, и мы едва успели сухими добраться домой. Когда я в следующий раз залез на эти утесы, красивого корабля с распущенными парусами уже не было, а были три мачты, оцепенело торчавшие из воды. Судно называлось «Эвридика». В ту самую бурю оно опрокинулось и пошло ко дну с тремя сотнями солдат на борту. Ныряльщики поднимали наверх трупы. Я слышал, и это врезалось мне в мозг, что некоторые из них теряли от ужаса сознание при виде пожираемых рыбами тел несчастных утопленников, погибших почти дома после всех перенесенных ими тягот и смертоносных схваток с дикарями. По-моему, я видел, как в солнечный день лодки медленно буксировали к берегу трупы. На утесах собралось много народу, и все мы скорбно обнажили головы.
Примерно в то же время случилось «Несчастье с Тейским мостом». В штормовую погоду мост с шедшим по нему поездом обрушился, и все пассажиры утонули. Думаю, они не смогли вовремя выбраться через вагонные окна. Такое окно нелегко открыть, надо вытягивать на себя длинную лямку, прежде чем оно опустится. Неудивительно, что никто не спасся. Все наши негодовали на правительство, допустившее, чтобы такой мост взял и рухнул. Я винил правительство в крайнем легкомыслии и ничуть не удивлялся, что люди решили голосовать против тех, чье бездействие и наплевательство привело к такому кошмару.
В 1880-м Гладстон стряхнул нас всех с наших постов. Гладстон был очень опасный человек, он будоражил людей, распалял их, и они проголосовали против консерваторов и сместили деда с поста лорда-наместника Ирландии. Эта должность нравилась ему куда меньше прежней — лорда-председателя Тайного совета, — которую он занимал в прежнем правительстве лорда Биконсфилда[2]. Как лорд-наместник он тратил все свои деньги на увеселение ирландцев в Дублине и еще затеял грандиозную подписку в пользу «Фонда голодающих». Ирландцы же, как я себе уяснил, неблагодарный народ, они простое спасибо не сказали ни за увеселения, ни даже за «Фонд голодающих». Герцог охотнее оставался бы в Англии, жил бы себе в Бленхеймском дворце и похаживал на заседания кабинета министров. Но он всегда слушался лорда Биконсфилда. Лорд Биконсфилд был ярым врагом Гладстона, и все звали его Диззи. На сей раз Диззи уступил Гладстону, нас всех кинуло в оппозицию, и страна стала рушиться на глазах. «Мы летим в тартарары», — твердили вокруг. Вдобавок лорд Биконсфилд тяжело заболел. Он болел долго, и болезнь доконала старика. Я с замиранием сердца следил за ее развитием, потому что только и разговоров было, что о том, как много с его уходом потеряет страна и все мы, ведь никто другой не сможет защитить нас от злокозненных посягательств Гладстона. Конечно, я знал, что лорд Биконсфилд умирает, и вот настал день, когда все разом опечалились, потому что, сетовали они, великому и несравненному государственному мужу, любившему свою страну и бросившему вызов России, разбила сердце неблагодарность радикалов.
2
Бенджамин Дизраэли, лорд Биконсфилд.