Мы ни как не могли понять, кем мы были в глазах наших зрителей: толи клоунами, насмешившими толпу, толи драматическими персонажами народного любительского театра, сыгравшими прилюдно короткую, но хорошо всем известную пьесу на извечную тему: «Жена в командировке».
Это сейчас детишки в старших классах устраивают соревнование «любовь на время» в тесном кругу. У них это своеобразный способ борьбы с комплексом стеснительности, которого по современным понятиям быть не должно ни когда, ни перед кем, ни в каких ситуациях. Есть в жизни цель — деньги, а любой комплекс это преграда к цели, с которой непременно надо бороться. И борются, в меру сил и финансовых возможностей.
На улицах появляется всё больше ни перед чем не комплексующей молодёжи, а на кладбищах всё больше и больше молодых лиц, смотрящих с гравированных портретов. На войне, как на войне, где духовность, душевность, порядочность, интеллигентность отступают, сдают свои позиции натиску новой субкультуре, в которой вместо любви есть перепих, вместо радости общения друг с другом, есть слово кайф и спецпрепараты для его извлечения из собственного организма. Пиздец, приехали, следующая остановка морг…
Во времена безвременья и безысходности это именно так, когда человеку нет места в социуме он медленно, но верно ползёт на кладбище не зависимо от возраста и политических убеждений. Хорошо, если ползёт в гордом одиночестве, ни кого не таща с собой насильно или хитростью, но это, как вы понимаете, не всегда. Очень часто молодые особы, заразившись сами, перестают практиковать защищённый секс, заменяя его бесплатным. Желающих среди жаждущих и страждущих хоть отбавляй, а дома жёны, на работе любовницы, у тех мужья. Ну короче, геометрическая прогрессия: одна инфицированная блядь может забрать с собой в могилу не один десяток мудаков и ничего неподозревающих граждан. Вполне возможно, такая же картина была в Содоме и Гоморре, где единственным и любимым развлечением было бегать друг за другом по переулкам и улочкам города. Кто, где, кого прихватывал, там и дело делал. Со стороны вроде весело выглядит, а инфекция ползёт, вгрызается в генетическую информацию, изменяя её. Производимое потомство — генетический мусор, а от мусора надо своевременно избавляться, пока им не завалено всё жизненное пространство. Вот и рванули Ангелы оба города, испепелив всю генетически модифицированную органику.
Аналогичная участь может ждать и современные города, если там пойдёт что-то не так, на генетическом уровне. Ни кто мутантов в космос не выпустит, что бы в корне пресечь возможность их расселения в других мирах. Всем нужны породистые суки и племенные жеребцы, всех остальных же в расход. Грубо, жестоко, бессердечно, но быстро и безумно эффективно.
От проблемы генетической чистоты биологических носителей вернёмся обратно в начало Декабря 1990 года, в стольный град Киев на Крещатик, где мы с Наташкой, взявшись за руки, идём среди повседневных забот граждан населяющих этот город, среди обычных гостей этого города, типа нас с ней.
Мы долго-долго шли молча, периодически сжимая друг другу руки, как бы спрашивая друг у друга: «Ну чего молчишь, всё ни как над нами самими насмеяться не можешь?». Ведь действительно в жизни порою происходит такое, что и в кино не увидишь.
Очередной раз переглянувшись, я вдруг заметил в одном из домов нишу подъезда, она была столь романтична своим полумраком, что теперь уже я потащил Наташку, увлекая её за собой, поперёк медленно текущей реки гуляющего народа. На её вопрос: «Куда ты меня тащишь?» — я ни чего не ответил. И лишь мы скрылись в пространстве свободной ниши этой громады, стоящего вдоль тротуара дома, я сразу приступил к делу. Она уже не сопротивлялась, не упиралась, не винила меня, не корила меня, наверно мы к этому моменту преодолели весь комплекс стеснительности и не обращая внимания на проходящих мимо нас по тротуару зевак нежно целовались, и распахнув свои одежды горячо обнимались. После каждого поцелуя мы смотрели друг другу в глаза, видя их теплоту и одобрительную улыбку, продолжали целоваться. Сколько прошло времени в нежных поцелуях мы не замечали, но я уже начинал чувствовать, как моя голубка потихоньку стала слабеть в ногах, оседая всё ниже и ниже. Её нежный взгляд говорил за неё всё без слов — пора ей ехать в гостиницу, а то явившихся после полуночи оставляют ночевать на коврике под дверью.