— Ну, кто еще принимал в этом участие?
— Я! — тут же отозвался Бродяга, садясь в кровати. По удивленному лицу директора было ясно, что он не ждал немедленных признаний. Чувство товарищеской чести явно не входило в его расчеты.
— В этом я не сомневался. А еще кто?
— Я тоже, господин директор, — раздался спокойный голос Лиама.
— И я! — добавил за ним Эдан, как всегда старающийся подражать своему другу.
— И я… Я тоже… — Трое оставшихся мальчиков поняли, что запираться уже бессмысленно.
Задыхаясь от гнева, Хумбаба переводил взгляд с одного на другого. Вдруг он заметил лежащего под одеялом Михала, который усиленно делал вид, будто только что проснулся.
— А ты, сынок, неужели и ты тоже?
— Да, и он, — громко сказал Бродяга.
— Я не тебя спрашиваю! Ну, Михал, я жду.
— Нет, нет, господин директор, я спал, я даже ничего не видел.
Хумбаба вздохнул.
— Ну смотри… Если ты солгал… Ладно, поговорим обо всем этом после завтрака. Это касается всех вас и тебя, сынок, — он опять повернулся к Михалу, — тоже. Разговор будет серьезный. — Внезапно он вспомнил про Гилли: Макгрене, а ты что молчишь? Твои товарищи имели мужество признаться.
Гилли молчал. Растянувшись на полу под простыней, он производил впечатление мертвого.
— Ладно. — В голосе Хумбабы ясно звучала смесь брезгливости и страха. — Ты, Поуэр, пойди, приведи сюда нашу экономку. А вы пока осторожно поднимите его и положите на кровать. — Он повернулся и вышел из комнаты.
Как только за директором захлопнулась дверь, Гилли вскочил с пола. На лице сияла улыбка.
— Ну что? Испугались? Молодцы, особенно ты, Михал!
Все начали смеяться.
— Шемус, а в позапрошлом году у вас тоже была эта же пижама?
— Опять девочки рассказывали? А где остальные мальчики?
— Там, внизу, у обрыва.
— У обрыва? Но ведь им категорически запрещено ходить туда!
— Да не психуйте вы, Шемус, что там может случиться?
— Слушай, Михал, немедленно спустись к ним и скажи, чтобы сейчас же оттуда ушли. Я пойду и проверю, и если хоть одного человека там увижу…
— Ладно, если вы просите…
— Давай, давай, быстрее!
Через несколько минут Шемас спустился на берег. Ну, так и есть! Вся компания расселась на валунах, нависавших над озером на высоте нескольких метров. Сваленные в кучу на берегу словно каким-то сказочным великаном, огромные гладкие камни угрожающе подрагивали на ветру, грозя в любую секунду рухнуть в воду. Посланный в качестве спасательной экспедиции Михал теперь сидел на одном из валунов и болтал ногами. У Шемаса замерло сердце, почти каждый год кто-нибудь из мальчиков падал с этих, как называло их местное население, «чертовых камней» в воду, что порой кончалось трагически.
— Эй, ребята, уходите оттуда! Я ведь предупреждал, туда ходить опасно!
— А вы нас достаньте! Ну-ка, попробуйте подойти! Боитесь небось, что мы вас в воду столкнем?
— Слушайте, я серьезно. Я за вас отвечать не намерен. Если вы немедленно оттуда не уйдете, расскажу инспектору, куда вы ходили прошлой ночью.
— А как вы это докажете?
— Не волнуйся, Михал, мне он поверит без всяких доказательств.
Несколько мальчиков постарше нехотя сползли с камней.
— Правда, Шемас, не надо про это рассказывать.
— Если все немедленно не спустятся с камней, я просто вынужден буду это сделать.
— Ладно, ребята, черт с ним, пошли лучше!
Теперь на валунах оставались только Даффи и Михал. Толстый и флегматичный, сын владельца большой кондитерской Даффи сидел на корточках в относительно безопасном месте и показывал пальцем на Михала:
— Видали, чего он выделывает?
Михал усиленно размахивал ногами, сидя на краю большого валуна.
— Немедленно сюда! Последний раз предупреждаю. Завтра собрание учителей, хотите попасть в черный список? Это и к тебе относится, Даффи.
— А у него нога застряла между камнями.
— Господи! Сейчас я проберусь к тебе.
— Да нет, Шемас, это он шутит. Ладно, иду.
— Давай, давай, Даффи, осторожнее, вот так, молодец. Михал! Долго тебя ждать? Слезай немедленно!
— А чего это я должен вас слушаться?
— Ну погоди, останемся с тобой ночью в комнате, от тебя мокрого места не останется. А на твою койку я потом помещу Даффи.
— Жирняга чертов! И не подумаю слезать!
— Сейчас же спускайся и иди в дом, А то хуже будет.
— Что, посмеете меня ударить?
— Ну, я об этом не думал… Но если ты сам настаиваешь…
— Не посмеете, не имеете права.
— Михал, тут никаких гарантий.
Михал перескочил на другой валун и встал на нем во весь рост, сжимая в кулаке большой камень.
— Шемус, если вы хоть шаг сделаете ко мне, я этим камнем вам голову пробью.
— Совсем обалдел! А ну брось!
Михал замахнулся, но в этот момент одна его нога подвернулась, и он с размаху шлепнулся на скользкий валун. Шемас бросился туда и схватил его за плечи. Пальцы Михала разжались, и тяжелый булыжник, весело проскакав по камням, гулко нырнул в озеро.
— Что, и ты за ним хочешь?
— Ладно, все, кончили. Пустите меня!
— Михал, ты совсем идиот? Не понимаешь, что тут действительно погибнуть можно? И еще: ты должен меня слушаться. Не понятно? С первого до последнего дня слушаться во всем! — Он тряс его за плечи.
Поодаль стайка ребят наблюдала за этой сценой:
— Да что с ним разговаривать, двиньте ему лучше.
— Эй, Михал, сопротивление бесполезно! Сдавайся!
Михал мрачно засопел и, поняв, что Шемас сильнее его, поднял к нему свое покрасневшее лицо, на котором сверкали ненавидяще сощуренные глазки, и плюнул. Шемас, не совсем понимая, что делает, изо всех сил ударил Михала в ухо. Тот упал на камни и заплакал. Гадость! Шемас стер плевок рукавом свитера и слегка подтолкнул мальчика ногой:
— Ладно, вставай…
Михал не двигался. Сжимая ладонями лицо, он старался вдавить обратно в глаза слезы, которые просачивались между пальцами.
— Ну, не обижайся. Прости, если хочешь. Мне тоже очень неприятно, что так получилось. Но ты сам во всем виноват. Уйти бы тебе вместе со всеми, и никаких проблем.
— Колум, — выдавил из себя Михал, — уведи отсюда этого шизика, чего он ко мне пристал!
— А чего сам его доводишь?
Михал сел и злобно взглянул на Шемаса:
— Что вам еще от меня надо?
— Послушай… — Чувство собственной вины, которое он пытался скрыть, заставляло испытывать к Михалу еще большее омерзение. — Послушай, не надоело быть шутом? И меня ты все время провоцируешь. Я уже третий год работаю тут на курсах и, честное слово, никого хуже тебя не встречал.
— Прекрасно! — Михал язвительно улыбнулся и встал. — Обещаю немедленно исправиться! Отныне я образец примерного поведения! — Он сделал реверанс. — Буду теперь ничем не хуже Кэвина, только уж и вы извольте полюбить меня не меньше.
— До конца всего шесть дней, для любви времени мало. Но буду очень благодарен, если ты эти дни действительно будешь хоть немножко поспокойнее.
— А вы сами ко мне не цепляйтесь.
— Хорошо, иди, еще в комнате надо убрать.
— После того, как вы меня избили? Да я ни рукой, ни ногой шевельнуть не смогу.
— Нечего придуриваться.
Михал побрел к дому, усиленно хромая.
— Шемас, — к нему нерешительно подошло несколько мальчиков, — вы не думайте, мы все считаем, что это он сам вас довел.
Он махнул рукой и отвернулся.
— Нет, нет, правда. Ему давно уже пора было дать как следует.
— А куда он вам плюнул?
— А камень он не успел бросить?
— Да нет. — Шемас вздохнул. — Я должен был сдержаться. Колум, ты все видел, да? — Тот кивнул. — Я не имею права скрыть эту историю от начальства. Так что скажи Михалу, что мне придется сегодня же вечером на совете обо всем рассказать. А как с ним поступить, пусть уж они решают.