Михал сидел прямо у входа рядом со своей девочкой, а Кэвин извивался в танце. Шемас махнул рукой, и Кэвин медленно подошел к нему.
— Ну что, Кэвин, не забыл наш план?
— А что я должен делать?
— Пора проучить того типа. Тебе надо будет просто молча кивать на все, что я буду говорить. Ну, можешь тоже вставлять отдельные реплики, но особенно не старайся, а то вдруг он, может, догадается, что все это розыгрыш. Я тут придумал кое-что…
Он наклонился к самому уху Кэвина и зашептал. Кэвин испуганно отшатнулся:
— Да я ни за что на это не пойду!
— План просто замечательный. Я прямо вскрикнул, когда меня осенило. Вреда ему никакого не будет, но он на всю жизнь запомнит, как всем надоедать. Ты лишь подтверди мои слова.
— Кто этот тип?
— Ты разве не понял, что речь идет о Михале? О ком же еще? Давай, тащи его сюда!
— Ну, этого гада мне не жалко. Тут я готов. Он про вас вообще такие пакости говорил!
— Ну договорились?
— Да хоть сейчас!
— Подожди. Его надо увести одного в какое-нибудь глухое место, потемней. Слушай, сейчас эта музыка кончится, а потом, я знаю, будет блюз «Море наслаждения», очень длинный, у нас будет много времени.
— Готов идти, готов идти, готов идти я… — пропел Кэвин на мотив танго.
Салли Хоулм решилась. Вся ее жизнь, как она теперь считала, была лишь ожиданием той минуты, когда судьба постучится в дверь и спросит: «Вызывали?» И вот минута настала. Тщательно просмотрев все свои ценные бумаги, она присовокупила к ним золотое колечко, которое подарили ей в день совершеннолетия, и большую брошь с изумрудом, оставшуюся от матери. Все это предназначалось доктору Макгрене. Впрочем, сколько он может запросить за операцию, она не представляла.
Надев выходную шляпку, Салли отправилась в больницу. Увидев ее в конце коридора, Шамаш сделал несколько ракообразных движений, но сбежать не решился. Поджав губы, она вплыла в его кабинет и, не дожидаясь приглашения, опустилась в кресло. Шамаш тщательно закрыл дверь и молча встал перед ней. Да, теперь она выглядела еще хуже, под глазами, как он отметил, появились синяки, на щеках резке обозначились сосуды.
— Собрались умирать? А как же ваши планы?
Грубость его слов смутила Салли, и она не сразу нашлась, что ответить.
— Вот, — нерешительно заговорила она наконец, — я и хочу дать вам возможность все поправить, если сможете.
— Ага, так вы, значит, все обдумали?
— Да, и я поняла, что вы были правы. Я готова лечь под нож.
— Но проблема, как я помню, была не только в вас. Вы нашли другое тело?
— Да… Я тут присмотрела… — облекать мысли словесной плотью оказалось гораздо труднее, чем она полагала. — Ей четырнадцать лет. Довольно хорошенькая, неглупая… Ах, да, это же неважно… Ну, фигура. И мне кажется, Гилли уже влюблен в нее.
Услышав последние слова Салли, Шамаш вздрогнул. Сердце его почему-то сжалось и выбило нервную дробь. Он осторожно посмотрел на нее: может быть, старуха заговорила об этом нарочно и теперь ликует в душе, видя его волнение?
— И вы, значит, готовы всадить железный прут в голову этой красотки? — Он попытался взять реванш, намекая Салли на уже совершенное ею убийство, но она, кажется, не поняла намека.
— Железный прут? По-моему, лучше будет ее застрелить. Я, между прочим, неплохо умею стрелять. Сама научилась, когда осталась одна, мало ли что… И револьвер у меня есть.
— Но это ж будет квалифицировано как намеренное убийство, а мне бы не хотелось на суде фигурировать соучастником.
— Нет, нет, — она торжествующе улыбнулась, — слушайте, я все продумала. Когда она будет у меня, я выстрелю в нее, потом открою дверь, разбросав быстро какие-нибудь вещи, и потом выстрелю себе в ноги. Или еще куда-нибудь. Будто вооруженное ограбление, понимаете? Нас привезут к вам в больницу, вы будете настаивать на немедленной операции, девочка официально даже не будет считаться умершей, а мне вот придется умереть. Сердце, например, может не выдержать, ведь такое потрясение… Ну, что скажете?
— Да вам только банки грабить! — Салли улыбнулась, польщенная. — Но, — строго продолжал он, — вы понимаете, стрелять надо очень точно, чтобы был поражен только мозг. Я вам покажу, куда именно лучше всего. Мне ведь предстоит потом буквально ювелирная работа… И стоить все это будет недешево.
— Сколько?
— Мне нужны не только деньги.
— Я смогу дать вам тысяч пять.
— Этого мало.
— Если хотите, составлю завещание в вашу пользу. Я, правда, хотела оставить все Анне…
— Спасибо. Но, повторяю, мне нужны не только деньги. Деньги — это не главное. Вы должны обещать мне кое-что другое, дороже денег.
— Я вас не понимаю. Скажите же прямо.
— Слушайте, — Шамаш помялся, — если все пройдет хорошо и если потом вы с Гилли поженитесь и у вас будут дети, или даже если вы выйдете замуж не за него, а за кого-нибудь другого, — он махнул рукой в ответ на ее возмущенное восклицание, — ну так вот, если у вас родится сын, неважно от кого, вы должны будете отдать его мне.
Она растерялась.
— Прямо как в той сказке. Он ей обещает свою помощь, если она согласится отдать ему своего сына, который еще не родился. Но ведь в сказке надо было угадать имя того карлика. — Салли нервно улыбнулась, — мне тоже придется угадывать ваше настоящее имя? Это, в общем-то, думаю, можно будет как-нибудь узнать. И я, как та королева, сохраню своего сына себе.
— Какая королева, при чем тут мое имя? — Доктор Макгрене, видимо, был плохо знаком с европейским фольклором. — Вы должны будете отдать мне своего сына, ясно?
— Вы хотите его усыновить, как Гилли?
— Нет, совсем не то. Я открыл тайну сохранения жизни, благодаря мне люди смогут жить по двести, триста, пятьсот лет, причем — не влачить существование дряхлых стариков, а жить полной жизнью, накопляя опыт и мудрость. Вы представить себе не можете, как много в нашем мозгу неиспользованных ресурсов, а я их все постепенно от раза к разу буду подключать. Понимаете? Да ничего вы не поймете.
— Вот почему он стал совсем другим… — прошептала она.
Он, казалось, не расслышал.
— А теперь, — возбужденно продолжал он, — представьте себе, что я сам вдруг умру. Кто тогда продолжит дело? Я просто не имею права умирать. Мне нужно постоянно продолжать свое существование, обновлять свой опыт, я буду работать для всего человечества.
— Значит, — сказала она грустно, — вы хотите убить моего ребенка.
— Но почему «убить»? Разве тот мальчик умер? Это вы хотели его убить, а я его воскресил. Вот Патрик действительно умер. Я не убью ребенка, а просто займу его место, как и вы займете место этой Анны, но она тоже будет продолжать жить. Так и скажите себе. А вы сразу «убить». До чего же вы все, ирландцы, смешные, прямо как дети.
— Я не ирл… Послушайте, мне надо опять подумать. Я к этому всему не была готова. Извините.
— Да что тут думать! — Он начал сердиться. — Вы от меня получите лишних шестьдесят лет жизни, можно сказать, бесплатно, а потом, — он улыбнулся, — как постоянная клиентка, допустим, еще столько же. И эту операцию сделает уже как бы ваш сын. Поняли? Вы ведь так замечательно придумали все с этой девочкой, а теперь почему-то застряли на таких простых вещах. Вспомните, вы и во время первого нашего разговора чего-то боялись. А потом сообразили, что я прав.
— Странно все это как-то…
— Конечно, вам странно. — Макгрене вздохнул. — Мы привыкли уничтожать жизнь, а уничтожить смерть нам пока кажется непостижимым. Так?
— Да, наверное.
— Вот что, — он встал со стула и подошел к двери, — идите домой и спокойно все обдумайте. Я понимаю, разговор у нас очень серьезный. Для меня тоже очень важный. — Он открыл дверь, и Салли медленно вышла в коридор. — До свидания. Не спешите, поразмыслите, я буду ждать вас. — Она молча кивнула и побрела к выходу. Он долго смотрел ей вслед.