— Не бойтесь меня! Я призван сообщить вам нечто важное! — Опять он что-то не то говорит. — Подождите. Здесь все — ваши друзья. Не бойтесь. Здесь все — дрозды. Мы… Мы… мы едим водоросли и… и говорим по-ирландски. И мы раздаем людям свои перья. Просто, на счастье. Это как бы приветствие. Понимаете? — Он торопился. — Вот, у меня как раз есть два перышка. Возьмите. Это — вам, а это — вам. — Они попятились. — Берите, берите, они не кусаются. Вот теперь вы тоже дрозды. Я верю во всеобщее равенство и братство, долой войну и взаимную ненависть! Человечество должно жить в мире и согласии… и… и…
Он захлебнулся на середине фразы.
— Вы что, кришнаит или что-то в этом роде?
— Нет, нет, вы меня не поняли. — Ну, сейчас он скажет им самое главное, то, ради чего и затеял разговор. — Сейчас я вам все объясню. Вот вы приехали из Дублина в наш город, тут ничего не знаете, а вас, глядь, уже ждут. Это мы вас ждем. Мы этот город весь как бы курируем. И никто не знает… Мы храним нашу историю, но можем вам ее показать, понимаете, вы можете увидеть с нами то, чего вы иначе никогда не увидите. Мы всем этим городом владеем, он наш, мы, кому хотим, даем на него взглянуть. На его историю. Ясно?
Они молча смотрели на него.
— Я имею в виду, если вам нравится наше озеро, и эти горы, то ведь вся культура тоже нераздельна со всем этим. У вас разве не захватывает дух от одной мысли, что по этим самым камням ступали столько знаменитых людей? Вот на этом холме, — все повернули головы, — был повешен епископ Макматуна. А тут, в этом доме, — неуверенно, но восторженно продолжал Шемас, — выступал с речью Патрик Пирс. Все они и сейчас вокруг нас. Вы не видите их? А мы, дрозды, должны помочь вам их увидеть.
Его глаза сверкали, он размахивал руками, как ветряная мельница.
—. Вы уверены, что с вами все в порядке?
— Как могу я хоть в чем-то быть уверенным? И о каком порядке сейчас может идти речь? Этот день, встреча с вами, я ждал этого, может быть, всю жизнь.
— Ну вот, теперь он перешел на ирландский.
— Что-что? Ирландский? Я прекрасно говорю по-ирландски. Я самый лучший писатель в Северной Ирландии на сегодняшний день. Я сейчас пишу роман, просто замечательный роман. Хотите, я про вас тоже там напишу? И еще много, много книг я напишу, вот увидите. Мне, если хотите знать, пару лет назад предлагали место инспектора по ирландскому языку в министерстве. Но я отказался. Я сказал им: «Нет, дрозд должен быть свободным». Они летают по ночам, как летучие мыши. А у вас в Дублине есть летучие мыши? Они летают, знаете где? Около светофоров. И тихонько попискивают. Вы никогда не слышали? Ну, конечно, разве вы станете на это тратить время. Я часами стоял и слушал, слушал. Зато теперь мне ведом язык летучих мышей.
— Он — сумасшедший, — прошептал один из дублинцев.
— Летучие мыши всех стран, соединяйтесь! — Они повернулись и медленно направились в сторону автобусной остановки. — Ой, постойте, не уходите. Я ведь еще не все сказал. Я, если вы не остановитесь, превращу вас всех в червей. И вас съедят птицы. Эй, черви, кому свежие черви, черви на любой вкус! Подождите, остановитесь. Переговоры не завершены, вы слышите? Как вы смеете отворачиваться от меня?! Ну и проваливайте ко всем чертям!
Ей все-таки удалось потанцевать с ним. Худенькие кулачки вцепились в его плечи, зеленые глазки радостно блестели. Шемас машинально двигал ногами под музыку, думая о том, где сейчас Михал. Вдруг музыка оборвалась, и по залу пошел нарастающий гул: «Шемас, давай спой, Шемас». Он улыбнулся и пошел к сцене. Свет прожекторов на мгновение ослепил его, тряхнув головой, он снял микрофон с подставки и шагнул к самому краю. Тссс…
— Вы готовы?
— ДА! — выдохнул зал. Опять заиграла музыка, и он поднес микрофон к губам. «Погоди, сынок, ты еще слишком молод». Между прочим, народная песня из программного курса. — Все захлопали в такт и дружно подхватили припев. Вот что значит уметь преподнести материал! Когда он кончил, все затопали ногами и закричали: «Еще! Еще, еще-е-е!» Но петь ему не хотелось, может быть, впервые в жизни. Он услышал Михала, который гневно кричал, стараясь перекрыть другие голоса: «Обманщик! Дрянь!»
— Дамы и господа! В ответ на ваши многочисленные просьбы я спою еще одну песню, и песню эту я посвящаю моему юному другу по имени Михал. Вот он здесь, с нами. — Все захлопали. — Конечно, как вы могли уже догадаться, речь идет о песне «Бешеный козел».
Зал отозвался хохотом.
— Чего, чего он про меня сказал? — но никто не ответил ему.
Шемас молча посмотрел вниз. Оттуда на него восхищенно сияли сотни глаз, сотни зубастых ртов растянулись в улыбке, вызванной его словами. Да, победа за ним. Он махнул рукой музыкантам и начал. «Вот он, бешеныыыыый кооозееееел!» Последние слова песни он прокричал, высоко подпрыгивая. И зал кричал и подпрыгивал вместе с ним.
Кивком головы он поблагодарил музыкантов, поставил микрофон на место и легко спрыгнул вниз. Его сразу окружила стайка девочек. Слабо отбиваясь от их пылких объятий, он улыбался и пытался взглядом найти в этой толпе Кэвина. Наконец увидел: тот сидел на полу у стены и смеялся.
Шемас подошел к нему:
— Как дела? Как наш герой?
— Он времени даром не теряет. До сих пор не может поверить, что мы его разыграли, продолжает выяснять у других парней.
— Но они же понимают, все это — только шутка. Я ведь успел их предупредить, ну, некоторых.
— Да, — Кэвин помялся, — но шутка получилась слишком удачной. Так ведь всем интереснее. Они, во всяком случае, делают вид, что верят ему. Не все, конечно. Так что он уже сам не понимает, что правда, а что нет.
— Где он сейчас?
— Вон. — Кэвин махнул рукой в угол зала.
— Дрянь он все-таки.
Шемас пошел в тот угол, вдыхая на ходу тяжелый запах пыли и пота.
— Уберите его от меня!
— Что, Михал, тебе еще не надоело? Все рассказываешь про меня разные выдумки, которым никто не верит? Кругом смеются над тобой. Ведь это просто розыгрыш, мы такие устраиваем каждый год. Я ведь большой шутник, помнишь, я тебе это говорил еще в начале курсов?
— Я знаю теперь, кто вы такой, и постараюсь, чтобы все про это узнали.
— Не стоит трудиться, Михал. Никто тебя не станет слушать.
— Ага, Шемус, вы испугались!
— Не забывай, тебе предстоит провести со мной под одной крышей еще одну ночь. Целую ночь…
— Я вас убью, Шемус, честное слово, я вас убью.
— Ладно, убивай. Только я все равно на третий день воскресну. Пойми, то была обычная шутка.
Михал смотрел на него, тяжело дыша.
— Вы негодяй, Шемус, и еще ненормальный. Как только детей доверяют таким грязным подонкам? Куда смотрят в этом комитете по делам Гэлтахта?
— Послушай, милый мой, ты, по-моему, забываешься. Я подобных оскорблений ничем не заслужил. Я тебя тут встретил случайно и, надеюсь, больше никогда не увижу. Сам не понимаю, почему таких, как ты, пускают в Гэлтахт. Вот Роза, ей действительно есть что тут делать. Она третий год сюда ездит и уже владеет языком не хуже меня. Она меня давно знает. Ну, разве я похож на гомика?
Отличница Роза улыбнулась улыбкой американской кинозвезды и взяла Шемаса под руку.
— Пойдемте лучше потанцуем, охота вам, Шемас, с этим чураком разговаривать.
Она мягко потянула его, и он послушно пошел за ней в середину зала. Музыканты заиграли медленный и плавный танец, похожий на вальс. Шемас покачивался в душистых объятиях этой красивой девушки и старался думать лишь о Михале. Сколько же ей лет? Лет шестнадцать, наверное. Он сомкнул руки у нее на талии и закрыл глаза. Все, завтра утром придут автобусы, молодежь разъедется по всей стране. Уже через неделю-другую они благополучно забудут все, чему он учил их, и лишь изредка всплывет в памяти та или другая фраза. И на том спасибо.