— Сейчас одиннадцать минут четырнадцать секунд четвертого, среда, двадцать восьмое июля одна тысяча девятьсот восемьдесят второго года.
— А ты знаешь, что эту дату можно читать с обеих сторон: 28.7.82. Ну, пока, увидимся на вечере!
— Только вас мне там не хватало!
Шемас молча пошел в сторону Водяной улицы, но неожиданно вернулся на площадь. Никого. Пусто, как всегда бывает в это время по средам. Он сел на скамейку и опустил голову. Ему двадцать один год, он кончил университет, он сейчас не работает. И еще, вот то, об этом тоже нельзя забывать. Но все равно, он всюду чужой. Может быть, сегодня, на этом вечере, он встретит замечательную девушку. Они пойдут гулять, и он покажет ей старые улочки, расскажет обо всем, что знает, они будут вдвоем, вместе. И никто не будет им мешать. Он достал из кармана кусочек водорослей и проглотил его. Да разве имеет он право на счастье?
Вдруг невдалеке от него раздался веселый мальчишеский смех. Нет. Не может быть. Даже смотреть нечего. Он еще крепче зажмурил глаза. Тех, кого он должен был встретить, он упустил, не выполнил задания, а это просто какие-то чужие ребята. Может, это мать послала за ним братьев. И сейчас они все вместе пойдут домой. Дома, наверное, готов чай, а в его комнате в крышке от пишущей машинки спит кот, и собака ждет у двери. Отец, наверное, лежит на диване в одних носках и читает газету, а мать сидит у стола рядом с ним и терпеливо слушает, как он рассказывает ей о том, что она уже слышала на кухне по радио. Он похлопает собаку по спине и нальет коту молока. А потом ляжет на диван с какой-нибудь хорошей книгой, а сам писать сегодня ничего не будет. Что он может сказать хорошего и кому? Да и зачем? А может быть, стоит всерьез заняться пением? Или в этом тоже нет смысла?
Глаза мои видят.
Нет, это не братья. Но кто? Он открыл глаза.
В двух метрах от него стояли четверо в одинаковых красных майках и светло-голубых джинсах… Или… Да, конечно, среди них особа, несомненно, женского пола. Это они!
Шемас судорожно глотнул воздух и шагнул к ним.
— О, достопочтенные юноши, — сказал он, сгибаясь в изящном поклоне, — я счастлив приветствовать вас в нашем городе.
Они смущенно замолчали и удивленно посмотрели на него. Да, его тон не очень-то соответствовал его потрепанному виду. Плюс еще он испачкался, пока валялся тут на мостовой.
— Вы, видать, из Дублина? — бросил он нарочито небрежным тоном.
— Да, из Дублина, — спокойно ответил один из них.
Остальные посмотрели друг на друга и начали глупо хихикать.
— А вы случайно не в школе господина Хумбабы учитесь?
— Да… — Мальчик был явно удивлен.
Шемас улыбнулся.
— Вижу, вас удивляет моя осведомленность. Я знаю все на свете. Кто я? Я — дрозд.
Все засмеялись. Шемас тоже засмеялся.
— Вы мне не верите? Я, правда, знаю все на свете. Сколько лет вашему Хумбабе? Ему шестьдесят шесть лет.
— Да врет он все! Он же вам уши натягивает, а вы слушаете. — Шемас мрачно взглянул на говорившего: им оказался довольно высокий мальчик со странно блуждающим взглядом. Если бы не его юный возраст, Шемас подумал бы, что тот пьян.
— Нет, ему действительно всего шестьдесят шесть, просто он выглядит старше, потому что у него сердце больное. Он недавно вообще чуть не умер.
— Откуда вы все это знаете? — спокойно спросила его девочка.
— Я с ним недавно по телефону говорил.
— Ага, а говорите, что вообще все на свете знаете! — Мальчик шагнул к нему, и по резкому запаху Шемас понял, что его подозрения были верны.
— Еще что про нас знаете? — спокойно спросил его мальчик, с которым он говорил вначале.
— Знаю, что ваш Хумбаба чуть не умер из-за тех деревьев, и еще я знаю, что тебе, Лиам, сейчас стыдно об этом вспоминать. Правда?
— Ему просто Хумбаба все рассказал! — закричал Эдан.
— Да?! — Шемас строго посмотрел на него. — А если я скажу, когда у тебя день рождения? Или хочешь, я сейчас скажу, где ты взял деньги на бутылку?
— Ну, — неуверенно протянул смутившийся Эдан, — у меня тут должен жить какой-то двоюродный дядя, может, это вы и есть?
Шемас не обратил никакого внимания на его слова и опять повернулся к тому, кого считал Лиамом.
— А теперь, раз я знаю все на свете, я скажу, что тебя зовут Лиам О’Руарк. У вас в Дублине большой особняк и ты любишь устраивать там вечеринки, когда твои родители куда-нибудь уезжают.
— Ага! — торжествующе закричал Эдан. — Совсем это не Лиам. Попробуйте назвать его имя. Мы ждем.
— Ну, тогда… — Шемас взглянул в голубые глаза, смотревшие на него с каким-то страдальческим ожиданием. — Тогда это — Патрик О’Хултаны.
— Ага, неправильно! Неправильно! — Эдан ликовал.
Голубые глаза расширились от ужаса. Шемас вдруг понял, что произошло.
— Прости меня, — тихо шепнул он. — Конечно, я ошибся, это Гильгамеш Макгрене, сын доктора Макгрене из Дублина.
— А вы, наверное, — Гилли пытался унять охватившую его дрожь, — один из устроителей этого концерта. Вы нас встречаете, да?
— Выходит, так. — Шемас смущенно улыбнулся.
— А раз так, скажите, сколько времени мы будем на сцене? Еще много групп выступает сегодня? — настоящий Лиам наконец принял участие в разговоре.
— Вы одни и будете. Можете играть сколько хотите. У вас на сколько времени подготовлено?
— Минут на сорок… — Лиам побледнел, и глаза его расширились от ужаса.
— Можно будет и на бис. Вы ведь исполняете этот замечательный блюз, как он называется, «Что это за свет?», а?
— «Разве это тепло?» — поправил его Лиам.
Шемас встал со скамейки и предложил всем четверым сесть перед ним.
— А теперь давайте обо всем договоримся. Наметим, так сказать, сценарий. Я ведь не только один из устроителей. Я — хозяин этого города, понимаете? Я всемогущ! Вечером я представлю вам моих друзей, а с Михалом я уже говорил…
— А откуда здесь Михал? — спросил Лиам.
— Я его специально пригласил, знаю ведь, как вы все его любите.
— Любим! Ничего себе! — Лиам мрачно засопел.
— От этого подонка вам самому в первую очередь и достанется, можете быть уверены, я уж его знаю, — сказал Эдан, усмехаясь.
— Шучу. Я ведь тоже его хорошо знаю. Он просто приехал сюда со своими родителями, я здесь ни при чем. Ладно, черт с ним. Слушайте: если вы сейчас пойдете направо, то выйдете на набережную. Там очень мило, я бы сам туда с удовольствием прогулялся, но сейчас идти с вами направо я не имею права. — Они молчали, явно не оценив его каламбура.
Лиам встал.
— Нам пора! Надо еще где-нибудь перекусить перед выступлением.
— Прошу ко мне! — Шемас сделал рукой приглашающий жест. — Я готов предоставить вам пищу и кров.
— Да не хочется мешать никому, — сказал Гилли. — Мы уж лучше как-нибудь сами.
— Ну что же, не смею задерживать. Вон там, на улице Большого Устья, много разных кафе. И, кстати, обратите внимание на тот серый дом на углу. Там в свое время скрывался Де Валера, он там провел две недели.
— Плевать мне на него! — неожиданно возразил Эдан. — Я есть хочу.
Шемас осуждающе покачал головой и молча повернулся к ним спиной. Поднял руки.
— Смотрите все! Я светофор! Все смотрите на меня! Вот сейчас горит красный свет, переключаю, все могут ехать! Я — даритель жизни, я — всемогущий и всезнающий! Жизнь прекрасна! Боже, сохрани наш Ольстер!
— Он ненормальный, — громко сказал Лиам. Они медленно побрели в сторону улицы Большого Устья с ее многочисленными кафе.
Гилли молчал. Откуда этот ненормальный тип может знать его тайну? Неужели он знаком с Шамашем? Он говорил, Михал здесь, это он нарочно придумал? Рядом с ним шла Анна, но ему даже не хотелось смотреть в ее сторону. Он мрачно разглядывал свои ноги.
— Смотри, вон твоя мать, — сказала Анна, показывая рукой на высокую женщину в монашеском одеянии, стоявшую в воротах какого-то дома.
— Просто какая-то монахиня! — неуверенно буркнул Гилли.