Поэтому, когда проснувшийся первым Дядя Ваня объявил подъем, все быстро вскочили. Протирая сонные глаза и смахивая с одежды иглы и мелкие веточки, выбрались из-под ели и выстроились перед своим вожаком.
— В ружье! — шутливо скомандовал тот и улыбнулся. В его усах и бороде, спадавшей черной как смоль волной на широкую грудь, скрылась горечь улыбки.
— Мы готовы, — ответил за всех бойкий на вид белокурый парень по имени Николай. — Да вот ружей-то у нас и нету.
Шутка вызвала оживление среди безоружных людей, но в то же время подчеркнула их беспомощность и слабость.
— Оружие добудем! — уверенным голосом сказал старший. И все ему поверили. Потому что хотели верить, хотели раздобыть оружие, связаться со своими и воевать, вести настоящие бои против врага. — Тем более что мне приснился сон, — продолжал вожак, — будто идем мы с винтовками и связками гранат на эсэсовцев-карателей, прорываем кольцо окружения и соединяемся со своими.
— Вот это сон, — снова отозвался Николай, — так бы наяву…
— Пора кончать, товарищи, наше бродяжничество, — с неведомо к кому относящимся упреком добавил Сергей, длинный и худой парень, отрастивший себе за время скитаний в лесу пышную каштановую бороду. — Пока были у Кузнецова, делом занимались… А теперь бродим… Ищем… А что? Иглу в стоге сена!
— Кто ищет, тот найдет! — пытался подбодрить людей Дядя Ваня. — А пока ответьте мне: все ли помнят наш условный сигнал?
— Все! Все помним! — послышались голоса.
— Ну, тогда полный порядок. Победа ждет нас, и только победа. Это я вам говорю точно.
И, напомнив известные всем правила ночного похода, пошел вперед. Сделав несколько шагов, остановился и, как бы подбадривая самого себя, сказал:
— Они не могли далеко уйти, не могли! Они тоже где-то здесь пережидали дождь. Чувствую это, ребята.
Вожак двинулся дальше. За ним цепочкой шли девять его товарищей. На лес уже опустились сумерки. Кое-где меж стволами виднелись первые дымки вечернего тумана, на попадавшихся изредка небольших полянах он стелился плотной пеленой. Сырость, прелые запахи валежника, перемешанные с острым, почти резким запахом хвои, дурманили людей. Донимали ожившие после дождя комары, нещадно хлестали жесткие ветки кустарника, обдавая идущих крупными, застоявшимися на листьях дождевыми каплями.
С каждой минутой идти становилось тяжелее. Но упорство граничило с отчаянием, и трудно сказать, что могло случиться с усталыми и голодными людьми, если бы не железная воля их вожака. Он своей собранностью и уверенностью держал всю группу в сравнительно боевом и решительном состоянии. Ни жалоб, ни упреков, ни проявлений слабости — только вперед, только к цели.
Когда идти было совсем невмоготу, вожак останавливал группу для короткой передышки и, как мог, старался отвлечь людей от невеселых дум, порожденных усталостью:
— А помните, ребята, осень сорок первого? Мы, голодные, раненые, окруженные врагом, — и то колошматили фашистов и поезда их под откос пускали. Ведь пускали, черт побери!
И люди с оживлением вспоминали боевые эпизоды из своей партизанской жизни, когда им пришлось зимовать в небольшом отряде белорусского партизана Якова Кузнецова. Там они тоже называли своего вожака, бывшего политрука саперной роты Харитона Хатагова, «Дядей Ваней». Его группа состояла из пятнадцати бойцов и особняком входила в отряд Кузнецова. Своей храбростью, неуловимостью, дерзкими налетами на вражеские склады боеприпасов, на полицейские участки группа снискала себе заслуженную славу.
В сводках и донесениях, а иногда в листовках гитлеровской разведки сообщалось, что остатки бродяг с их главарем «Черным бандитом» пойманы и казнены. Но проходило время, и новые объявления и новые листовки опять появлялись, а денежное вознаграждение за поимку «опасных бродячих преступников» увеличивалось вдвое и втрое.
Но взрывы на железных дорогах, пожары на складах и убийства захватчиков-фашистов с каждым днем учащались. И немцы принимали меры: активизировались полицаи, разного рода предатели, участились прочесывания леса солдатами, на поиски и поимку «бродяг» выделялись целые воинские батальоны. А партизаны вели борьбу, применяя свою испытанную тактику — уклонялись от прямых встреч с вооруженным противником. Когда приходилось слишком туго — они перебазировались в другие районы и там продолжали борьбу.