Служа «верой и правдой» гаулейтеру и его семье, она не вызывала никаких подозрений. Таня познакомила ее с Надей Троян, которая предложила отравить или убить фон Кубе. Галя отвергла ее предложение. Вызывало подозрение то, что Надя за это предлагала деньги. Разве своим людям предлагают торгашеские сделки?
Вскоре после беседы с Надей и состоялся этот ужасный разговор с фон Кубе. Беседа с Надей и последовавший за ней разговор с рейхскомиссаром наводили Галю на самые невероятные предположения.
Весь день у нее не клеилась работа, тревожно-мучительные мысли и догадки терзали ее сердце. С минуты на минуту она ждала прихода гестаповцев. Но гестаповцы не приходили, и Галя решила, что арест они перенесли на ночь.
К ее гнетущим мыслям примешивалась тревога за сестру Валю, которая пошла в бригаду Димы для проверки связи и вот уже третьи сутки не появлялась домой. «Может быть, с нею что-либо случилось?» — думала Галя, идя поздно вечером к себе домой.
Нервы были взвинчены до предела. Она переменилась в лице, осунулась, каждый сигнал автомашины отзывался резким замиранием сердца, пугали и шедшие навстречу гестаповцы. Она всю дорогу держалась рукой за щеку, а дома на вопрос хозяйки ответила:
— Адская боль! Подводит меня проклятый зуб.
Но вот — радость. Дома ее ждала Валя. Она бросилась сестре на шею, прижалась к ней. Заметив бледность сестры, спросила:
— Что с тобой? Не заболела ли ты?
Галя упала на кровать и прошептала:
— Кажется, хуже… меня могут выгнать с работы. Потом, потом расскажу, Валюта. — И Галя приложила палец к губам.
Они сели за стол, поужинали, говоря о разных безделушках, о платьях, о модных туфельках и кино.
На другой день, когда в полиции безопасности прослушивали записанный разговор двух сестер — Гали и Валентины, — там не получили никаких улик против Гали. Наоборот, в ее словах о фон Кубе чувствовалась почтительность, а далее разговор шел о платьях, о немецких чулках, о кинофильмах и артистах, и в нем ничего подозрительного уловить не удалось.
К счастью, гестаповцы не могли подслушать другой разговор, за который они отдали бы не одну тысячу немецких марок.
Сидя во дворе, на небольшой скамеечке, Галя и Валентина живо обменивались впечатлениями.
— Как хорошо, Валюта, что ты здесь. Сразу легче стало на душе, лишь тебя увидела. Как ездилось? А ты до конца уверена в Наде?..
— Что ты, родная! Она наша. Ее хорошо знает командир бригады.
— Но у меня возникло подозрение.
И Галя подробно рассказала сестре о разговоре в кабинете фон Кубе.
— Видишь ли, милая, за нами установлено наблюдение. И если бы у полиции безопасности был хоть один процент, хоть сотая доля процента подозрений, нас бы взяли немедленно.
Галя недоверчиво, но с некоторой надеждой посмотрела в глаза сестре.
— Но что же это тогда? Зачем?
— Испытывал! Он, по-моему, хотел запугать, проверял твои нервы. А потом, он хоть и садист, но ты ему нравишься.
— Ой, что-то тут не так. Я боюсь попасть к гестаповцам. Ты принесла яд?
— Да… Но к нему с ядом…
— Я не для него… Для себя… на, всякий случай, Валя.
Сестра с удивлением посмотрела на нее…
— Не смотри так, Валюта… Я ведь на случай, если гестапо… понимаешь?
Долго еще беседовали сестры-подпольщицы о своем положении, успокаивали друг дружку, вздыхали и смеялись.
Закончилась беседа Валиным рассказом о бригаде. Она так красочно описывала молодого, красивого кавказца, что Галя даже спросила, не влюбилась ли она.
— В такого все влюбятся, понимаешь, с первого взгляда влюбятся, — отвечала сестра.
— Чем же он тебе так понравился?
— Всем своим видом, прямым характером. Так и кажется, что он, этот высокий и сильный человек, если захочет, одной рукой схватит за шиворот и положит фон Кубе к себе в карман. Вот клянусь…
— Пока что фон Кубе положил к себе в карман всю нашу Белоруссию, — возразила Галя… — Зажал всех, и этого твоего силача, в свой железный кулак… и нас с тобой в страхе держит…
— Ты его очень боишься?