Субботними вечерами или воскресными днями по утрам, опоясанные патронташами, с охотничьими сумками на поясах, с двустволками за плечами, друзья отправлялись на охоту.
Возвращались они, как правило, обвешанные зайцами, дикими, а нередко и домашними утками, словом, всякой мелкой живностью, которою богаты леса, поля и крестьянские дворы на белорусской земле.
Сослуживцам Ганс Теслер рассказывал забавные, а порой и страшные истории, случавшиеся с ними в лесу. В эти охотничьи рассказы зачастую вплетались перестрелки со страшными бородатыми русскими партизанами. Сослуживцы охали, ахали, восторгались храбростью Ганса Теслера, хотя и не верили в добрую половину его рассказов. Они верили только в то, что видели: что Ганс Теслер выезжал из города на мотоцикле, сидел всегда в коляске, а управлял мотоциклом директор кинотеатра. Что с Гансом Теслером приключалось в лесу — никто не видел.
О том же, что у лесничего была хорошенькая молодая дочь Лиля, сослуживцы не знали… Об этом знали только два человека — друг Ганса Эдуард Штраух и директор минского кинотеатра.
Когда Николай Похлебаев снял трубку и услышал хорошо знакомый голос Ганса Теслера, он ответил, что «уже готов». И вскоре мотоцикл с двумя охотниками катил по асфальтированному шоссе в сторону соснового бора. Патруль на дорогах четко отдавал честь немецкому офицеру, гордо сидевшему в коляске.
Солнечные лучи еще не потухли на вершинах высоких сосен, а мотоцикл уже подруливал к усадьбе лесничего, и «хозяин леса», высокий и крепкий человек лет шестидесяти, стоял у калитки, приветствуя прибывших дорогих гостей. Он знал — гости привезли с собой и продукты, и вино. А судя по сизому носу Тихона Федоровича, «хозяина леса», как он себя сам называл, он с давних лет находится в весьма крепкой дружбе со спиртными напитками. Дочка лесничего, выбежавшая из дома, радостно вскрикивала и прыгала, выкладывая из коляски мотоцикла свертки, пакеты и бутылки. Одна только старуха — жена лесничего — молчаливо возилась в доме у плиты. Но более всего радовалась прибытию гостей овчарка Альма, звякавшая цепью возле своей огромной будки. Еще трехмесячным щенком подарили ее Похлебаеву, и он выкормил щенка. Будучи одиноким человеком, Похлебаев относился к собаке как к самому близкому своему другу, приносил ей еду и разные лакомства, обучал Альму, как он говорил, «охотничьему ремеслу». Она стала верным стражем дома и яростным телохранителем хозяина, таким яростным, что однажды бросилась на Ганса, хлопнувшего дружески по плечу Похлебаева. Ганс остался цел только потому, что Николай был рядом.
После нескольких таких «проявлений любви» к Похлебаеву, он передал Альму лесничему, который и стал ее вторым хозяином.
— Знатца, с прибытием вас, — проговорил лесничий, — добро пожаловать.
— Польшая спасипа! — произнес Ганс Теслер, демонстрируя свои успехи в изучении русского языка, тряся при этом крепкую, как кирпич, ладонь лесничего.
Похлебаев тоже поздоровался с лесничим и с его дочерью. Легкий плащ повесил на торчавший в косяке гвоздь и прошел в дом. Слегка поклонился старухе.
— Ну, как, хозяин, не заглядывают к тебе больше бандиты? Помнят небось, какую мы им с Гансом взбучку дали?
— Бог милует. Теперь про энтих душегубов, бандитов всяких, и не слыхать.
Похлебаев перевел Гансу свой вопрос и ответ лесничего. Теслер выпрямился.
— Немецкая армия, — Ганс ткнул себя пальцем в грудь, — здесь. Значит — все кругом будет спокойно. Партизаны боятся одного духа немецкого солдата! Нас все боятся!
Похлебаев точно перевел слова офицера лесничему. Тот поклонился висевшим в углу иконам и перекрестился:
— Сущая правда, святая правда, господин офицер…
В доме пахло щекочущими запахами жареной и тушеной снеди, рассолом, какими-то пряностями, печеным хлебом, словом, целой гаммой запахов, предвещавших вкусный ужин.
Поговорив с лесничим, охотники сказали, что пойдут в лес поразмяться и побродить, пока еще не совсем стемнело. Похлебаев подошел к будке, отвязал Альму, и та, радуясь свободе, приезду хозяина, побежала впереди, оглашая лес лаем.
Была пора самой ранней белорусской осени, когда устоявшаяся ясная погода держится долго и прозрачно-синий воздух вливается в грудь, как живительный эликсир. Наступивший сентябрь еще раздумывал, стоит ли ему холодными ветрами и свинцовыми тучами разрушать величественную красоту золотеющего леса.
В эту пору на белорусских озерах много всякой перелетной птицы, и охотники всегда возвращаются домой, победоносно неся привязанных к широким поясам неосторожных пернатых, которым никогда уже не взлететь в небесную синеву.