— Мне нравится полет ваших мыслей, — со значением провозгласил Дмитрюк. — Я тоже недавно кое-кого спас… Недалеко от молочной фермы увидел собаку… с бидоном на голове. «Сметанки захотела, залезла с башкой, а вылезти не может», — решил я. Подошел, начал стаскивать бидон с головы попавшего впросак пса. Он упирается, помогает мне. Но тут я заметил необычно пушистый хвост, а стянув бидон, увидел узкую морду, перепачканную сметаной. Смотрю — да это лисица! Секунду мы с ней смотрели друг на друга, потом она отпрыгнула в сторону и дунула к лесу. Такой случай…
Пока мы чаевничали в доме, хвостатая команда Дмитрюка нетерпеливо топталась у террасы, заглядывала в окна, подавала голос — мол, Альма выходи, поиграем!
Альма не заставила себя ждать, дослушав рассказ Дмитрюка, открыла дверь и выбежала к собратьям.
Часа два она с новыми друзьями бегала по участку, а он был большущий, и там имелось немало примечательного: высоченные сосны с толстыми корнями, как пожарные рукава, множество кустов с не опавшей листвой, беседка и ручей с перекинутыми через него досками — ручей пересекал весь участок и впадал в Истру. Там было где развернуться для собачьих игр.
Я изредка посматривал в окно. Альма, Гуля и Марья скачками носились меж кустов и деревьев, перепрыгивали через ручей. Старый Тимофей еле поспевал за ними — пыхтел, высунув язык, останавливался отдыхать, ручей не перепрыгивал, а переходил по доскам. Альма была главной заводилой в этой компании, веселье в ней било через край. Я смотрел на нее и думал — как хорошо, что она почти забыла о своем ужасном детстве, что моя забота о ней и наша дружба смогли излечить ее душевную травму.
Собаки играли, а Дмитрюк показывал мне свои последние работы и воодушевленно рассуждал:
— …В творчестве главное что?
— Вдохновение! — вставлял я.
— Это само собой. Это и мои собаки знают. Но вдохновенно можно создавать и неважнецкие произведения. Главное — вкус автора. Его чутье, вот что главное. И надо вкладывать в работу всю душу. Только тогда она затронет других… Вот почему один и тот же пейзаж художники пишут по-разному? Одну и ту же историю, один писатель опишет хорошо, а другой так себе, почему?
— Один талантливый, другой не очень, — снова отзывался я.
— Это яснее ясного. Это и мои собаки знают. Но вся загвоздка — в нюансах. Мастер любую слабую картину расцветит, облагородит. Добавит два-три мазка, и вещь заиграет. Мастер вставит в слабый рассказ несколько словечек, и все оживляется. Такое волшебство!.. В нюансах все дело, в оттенках, полутонах, интонациях. И со стороны кажется — такая работа сделана легко и просто, без особых усилий. Но это кажущиеся легкость и простота. Чтобы достичь этого мастеру понадобился весь опыт, вся жизнь. Дело в том, что настоящего мастерства не видно — в этом весь фокус!
— Ну, это каждому известно, — протянул я. — Это и моя Альма знает.
В заключение нашей встречи Дмитрюк подарил мне один из своих пейзажей, в котором было полно оттенков, полутонов и прочих тонкостей. Вот так, ребята. Будем считать, что мы с вами побывали на уроке по искусству.
Глава двадцать седьмая. У Рахманова
На даче за зиму все отсырело. Мы с Альмой, прежде всего, растопили нашу прожорливую печурку и вынесли на солнце постельные принадлежности. Потом я готовил обед, а моя подружка придирчиво обследовала участок и, убедившись, что все находится на своих местах, стала всматриваться в участки соседей, подзывать Гришку с Мишкой. Пришлось ей объяснять, что ребята еще не приехали, у них еще не начались летние каникулы.
— Тогда пошли к Баксику, — Альма кивнула в сторону дома Рахманова. Ей не терпелось пообщаться с друзьями, которых она не видела полгода.
— Баксика навестим обязательно. Сразу после обеда, — заверил я Альму.
Рахманов и Баксик встретили нас с ликованием. Баксик, привстав на задние лапы, поцеловал Альму в ухо; после взаимного обнюхивания и приветствий, они уселись в тени дома и Альма стала что-то рассказывать своему дружку (наверняка, как мы спасали дом и Тузика). Со стороны они выглядели смешной парочкой — большая гладкошерстная девушка и маленький пушистый паренек.
Рахманов обняв меня, сразу повел в сарай (огромный, с автобус), где, по его словам, «мастрячил нечто интересное». Кстати, он, мастеровитый, никогда не сидел без дела, но в те весенние дни поразил меня — он строил дельтаплан!
— Вот осталось пристроить мотоциклетный моторчик и аппарат готов, — с гордостью произнес мой друг.
— Ты решил ловить молнии новым способом? — пошутил я.
Рахманов напыжился и храбро объявил: