Когда автомобиль заезжает на мост через Босфор, я понимаю, что Давут везёт нас в азиатскую часть.
-- Али, что ты задумал?
-- Сейчас ты получишь развод.
Мы подъезжаем к большому дому за увитой цветами оградой. Калитка открыта. На террасе, под знакомым апельсиновым деревом за стеклянным круглым столиком сидят пожилые мужчина и женщина. Кажется, они недавно пили чай. Рядом стоит амбал, весь в чёрном. Он кивает нам в сторону дома. Алихан с Давутом разуваются перед дверью, я следую их примеру.
Обстановка здесь такая же, как в квартире Хакана. Всюду позолота, шёлковые ковры, какие-то блестящие статуэтки, огромные фотографии хозяев в тяжёлых рамах. В зале в кресле сидит очень бледный Хакан. Рядом с ним стоит ещё один здоровяк в чёрном.
-- Зачем ты обманул эту женщину, Хакан-бей? – спрашивает его Алихан без экивоков.
-- Я думал, она согласится. Все мои друзья привезли себе вторых жён и те не против… Я думал…
-- Ты ведь знаешь, что, заключённый по обману, ваш брак всё равно недействителен? Зачем распространяешь слухи?
Хакан шумно сглатывает.
-- Это не я. Это, наверное, имам. Или садовник. Или Мелисе! Она хочет уйти и забрать детей!
-- Мне всё равно, Хакан-бей, -- негромко говорит Алихан. -- Ты сейчас же трижды скажешь «талак» и дашь развод госпоже, хотя бы ради соблюдения формальности. Мои братья будут её свидетелями.
-- Она испортила костюмы! – вдруг протестует Хакан, -- пять отличных костюмов из английской шерсти!
-- Я думала, их надо почистить. В отбеливателе, -- оправдываюсь я в ответ на поднятую бровь Алихана и успеваю заметить тень усмешки в его глазах.
-- Давут? – Малахитовые глаза кивает брату и тот достаёт из кармана пачку денег.
-- А ещё я подарил ей кольцо с бриллиантом за десять тысяч долларов! – пыхтит Хакан и тут же сжимается, когда здоровяк в чёрном делает шаг в его сторону.
-- Кольцо! – Алихан не глядя протягивает мне руку, и я вкладываю в неё украшение.
Взяв кольцо, Малахитовые глаза подходит вплотную к Хакану и загораживает мне обзор своей спиной.
-- Открой рот, -- говорит он. – Открывай!
Али поднимает руку с кольцом.
-- Глотай!
Я зажимаю уши, чтобы не слышать повизгивания и хрипы
Глава двадцать шестая
Увешанная тяжеленными пакетами, я иду домой, на ходу доставая ключи из сумки. Услышав топот и крики со стороны, я резко разворачиваюсь и вижу, что на меня несётся Хакан. Откуда он узнал мой адрес?! И почему у него так странно и неестественно широко распахивается рот? Я пытаюсь убежать, но ноги застывают на месте, не двигаются! Хакан подскакивает, хватает меня за шею и начинает душить. Не могу выдавить ни звука, пытаюсь взмахнуть руками, но они, будто налитые свинцом, не сдвигаются с места. Хакан всё сильнее сдавливает трахею. Последняя мысль – о маме…
-- Снег, Снег, проснись! – кто-то зовёт меня издалека, и я выныриваю из забытья.
Распахиваю глаза. Я всё ещё царапаю своё горло, но дышу, загребая воздух ртом. Передо мной стоит призрачный Хакан с разверстой пастью и мои глаза заливает слезами ужаса. Кошмар вторую ночь подряд! Я как будто снова стала подростком, когда просыпалась от страха еженощно. Только не это, пожалуйста, я уже взрослая!
Алихан зажёг ночник и гладит мою спину, бормоча слова утешения.
-- Всё хорошо, всё хорошо, -- наконец, доходит до меня. – Ты в безопасности, ты в порядке.
Вытираю слёзы и шмыгаю.
-- Зачем я на всё это согласилась? На меня напали, вытащили грязное бельё, моё имя полощут в интернете. А что будет завтра? Кинутся с ножом? Подожгут?
Алихан вытирает мои слёзы. Мы лежим с ним лицом к лицу. Часы на тумбочке светятся красным: четверть третьего ночи.
-- Тебе не о чем волноваться. Люди Давута нашли напавшую на тебя девку и вынудили сдаться полиции. Больше тебя не побеспокоят. Мы дали знать, что нам это не понравилось. Ты ведь в курсе, из какой мы семьи?
-- Давут сам ещё ребёнок. Что он может? -- возражаю я.
-- Не стоит в нём сомневаться. Это он должен был родиться первым. Настоящий лидер, а не отступник вроде меня.
Я продолжаю всхлипывать.
-- Чёрт, не об этом я мечтала, когда решилась на переезд. Думала, меня ждёт красивый муж в доме под цветущими апельсиновыми деревьями и, может щепотка страсти. А не разборки в стиле «Крёстного отца».
-- Ты была влюблена в Хакана? – спрашивает Алихан.
-- Я была влюблена в идею моей влюблённости в него. Знаешь, когда растёшь в семье, где каждый день скандалят родители, ты пытаешься найти какой-то выход, тайное счастливое место, где можно спрятаться. Я нашла своё в романах о великой любви и выросла уверенная, что обязательно найду того самого, избранного. Но всё было не то, понимаешь? Никакого трепыхания в животе, никакого головокружения и сжимающегося сердца, как это описывают в книгах и в кино. Со временем розовые очки помутнели, я поняла, что в жизни принцев не бывает. И тут появился Хакан со своими сладкими речами и обещаниями того, что всё ещё возможно! Вот дура! Правильно друзья надо мной смеются. Любви нет. Это всё сказки.
Рассказываю Алихану о своём «браке» с Хаканом, который закончился, даже не начавшись, пока он задумчиво перебирает мои волосы.
-- Любовь есть, Снег. Такая же болезненная и несчастная, как у моих родителей. И за неё расплачиваются сломанной жизнью, как моя мать. Или ненавистью, как мой отец. Любовь заманивает обещанием неземного блаженства, как огонь мотыльков. Ты уже знаешь, что ничего хорошего из этого не выйдет и либо сопротивляешься изо всех сил, либо сдаёшься и покорно ждёшь своего конца.
Длинные пальцы пробегают по моим бровям, векам, повторяют контуры моих губ. Я смотрю в глаза Алихану, и, словно заворожённая, наблюдаю, как расширяются зрачки и малахитовую зелень заливает чернота.
Мужчина склоняется ко мне и прикасается своими губами. Меня как будто прошивает током, и я дёргаюсь, тело в ушибленных местах пронзает болью, -- но так даже лучше! Застонав от этой всепоглощающей интенсивности, я приоткрываю губы и проваливаюсь в кротовую нору безумия. Вокруг нет ничего, никого, только рёв в ушах, только прекрасный зверь, который стонет, шумно дышит, ругается на всех языках.
-- Будет больно, -- предупреждает он, отцепляя мою повязку с плеча.
-- Плевать! – я дёргаю вверх футболку, и она слетает с меня. Следом исчезают пижамные штаны, бельё, остатки стыдливости. Я хватаюсь за широкие плечи надо мной, шуршит фольга и я кричу от сокрушающей боли, от страсти, от восторга, от одуряющего чувства нужности, нужды во мне, распирающих изнутри. Я цепляюсь, цепляюсь за ускользающее понимание – это оно, это оно, держи, хватай, лови, не отпускай, -- и оно взрывается во мне, расплёскивая ослепляющие брызги бриллиантовых капель. Я слепну, глохну на несколько секунд. Приветствую тебя, маленькая смерть! Ты прекрасна!
Алихан прижимается своим лбом к моему лбу и с трудом переводит дыхание. Я еле-еле расслабляю захват на его спине.
-- Это было… Это было… -- пытаюсь сформулировать я.
-- Не говори, -- прерывает меня Алихан поцелуем. – Слова лживы и сбивают с толку. Есть только обнажённые души, которые, наконец, вместе. -- Он покрывает меня поцелуями, всю меня, не давая почувствовать стеснение или замешательство. Я умираю, снова и снова.
-- Али, -- шепчу я засыпая. Алихан лежит сзади, прижимая к себе моё тело. – Неужели нет никакой возможности избежать твоего брака с принцессой?
Молчание мне ответ.
-- Сколько у нас осталось времени?
-- Восемь месяцев и девятнадцать дней.
Глава двадцать седьмая
Кровать пуста, когда утром я просыпаюсь ещё до будильника. Иду на поиски Алихана. В холле ко мне присоединяется Маньяк, громко мяукая и прижимаясь своим телом к моим ногам. Разыскиваем хозяина вдвоём. На кухне кот подбегает к двери в стене, которую я раньше приняла за вход в кладовку и принимается громко орать. Я слышу какой-то гул. Открыв дверь, обнаруживаю лестницу, ведущую вниз. Гул идёт оттуда. Спустившись, нахожу ещё одну дверь. Я нажимаю на ручку и чуть не падаю от разрывающих звуков тяжёлого металла.