-- Так это правда, что пишут про тебя, Алихана и ту готку из Берлина? – деловито спрашивает меня подруга.
Кислое выражение моего лица говорит само за себя.
-- Но он вроде как неровно к тебе дышит. Неужели так просто возьмёт и женится на нелюбимой девке?
-- Это его долг.
-- Что за высокопарные слова! Они тут в Турции часто женятся по расчёту, но у твоего мужчины есть собственные деньги, он ни от кого не зависит. Смысл держаться за старые договоры? Может, это ты делаешь вид, что тебе всё равно? – хмурится Асия. – Типа вся из себя гордая, «женись, а я в сторонку отойду», да? А он и не знает, насколько серьёзны твои чувства? Или у тебя действительно с ним всё несерьёзно? Потусовалась, денег заработала, да и домой? И кстати, зачем тебе уезжать, оставалась бы с Кариной и Никой в квартире, твоё жильё оплачено, разрешение на работу есть, никаких проблем. Ну, не любишь его, встретишь другого, это здесь вообще как два пальца об асфальт!
Я пытаюсь вставить слово в этот поток упрёков и предположений, но подруга распаляется ещё больше.
-- Слушай, у тебя всё так удачно складывается, а ты как слабачка, собираешься уползти в свою нору и зализывать раны! Бороться надо, драться! Как та лягушка в масле! Не узнаю тебя, почему ты вдруг малахольную включила? Я когда тебя впервые встретила, ты драться собиралась, а сейчас? «Долг, долг!» -- морщит нос Асия и машет руками от возмущения. -- Ты же такая боевая была во время операции «Низведение и курощение», тебя же за это и прозвали «чокнутой русской», куда всё делось? Неужели та фанатка с краской весь задор отбила?
-- Блин, ты слышала про такую штуку, как «кровная месть»? – шиплю я.
-- Чего?
-- Когда ссорятся два клана и один нападает на второй, а потом первый даёт сдачи и так до бесконечности? И в конце куча жертв, дети остаются сиротами, женщины плачут по своим мужьям и сыновьям?
Асия замолкает. Я наблюдаю, как в её голове происходит тяжёлый процесс осмысления. Серые глаза мечут искры.
-- Ты хочешь сказать, что твой Алихан может попасть в такой замес? – тихо спрашивает она.
-- Если он не женится на своей невесте, её родственники могут начать вендетту.
Асия в шоке открывает рот.
-- А полиция, жандармерия?
-- Не глупи, у них все там на востоке повязаны.
-- И Алихан тоже под угрозой смерти?
-- Не думаю. Он слишком знаменит. Его убийство поднимет большой скандал. А вот мелкие сошки в самом низу пищевой цепочки в деревне его отца под огромным риском.
Подруга трёт лоб.
-- Должен быть какой-то выход! Мы живём в двадцать первом веке, нельзя тащить сюда свои феодальные замашки! Нам надо прекратить эту чертовщину!
-- Оо, ну да, кому, как не нам спасать два богатейших клана Турции, да? Блогерша и гримёрша, команда мечты!
-- Ты просто легла и сложила лапки, -- сузив глаза, шепчет Асия. – Жизнь бросает тебе вызов, и ты должна встретить его с достоинством!
Наш спор прерывает Давут с сообщением, что пора идти на праздничный ужин, а завтра с утра мы отправляемся кататься на арендованной яхте. Он всё ещё недоволен тем, что не сможет взять отцовскую пятидесятиметровую «Принцессу». Но я даже рада непреклонности Алихана: меня передёргивает при мысли о том, какими словами меня поливал бы его отец, узнав, в честь кого была позаимствована семейная ценность.
***
Для нашей компании Давут арендовал в ближайшей марине не менее комфортабельную яхту. Это белоснежная красавица с двумя палубами. Когда мы поднимаемся по сходням на борт, гостей встречает команда судна: капитан, три матроса, два официанта и шеф-повар.
Нас проводят в наши каюты, где мы можем сложить свои вещи и переодеться в купальники. В каждом помещении гостей ожидает большая ваза с фруктами и шампанское в ведёрке со льдом. Алихан сразу же начинает откупоривать бутылку.
Я поднимаю брови – время десять утра.
Алихан так же молча отвечает характерной турецкой мимикой – дёргает вверх подбородком и прицокивает языком, что значит: не парься, любовь моя, давай напьёмся прямо с утра.
Иногда Малахитовые глаза ведёт себя школьный хулиган и я люблю его за это ещё больше.
Пожалуй, все поступили, как и мы. На нижнюю палубу выбираются одетые в пёстрые купальники девочки, Коржик, Давут я и Алихан, – каждый с узким бокалом в руках. Пока мы были у себя в каютах, капитан завёл двигатель и тронулся из залива в открытое море. Проходим мимо покачивающихся у причалов небольших катеров и яхт. Дальше, на приколе, стоят на отдалении друг от друга судна покрупнее. Наверняка среди них и гордость Алиханова отца, «Принцесса».
На палубе под навесом сервирован изысканными закусками стол. Официанты подливают шампанского. Из динамиков льётся негромкая музыка. Я наслаждаюсь мягким ходом судна и свежим ветром, который развивает мои волосы и одежду. Мы с Алиханом заняли один из ротанговых диванчиков и, попивая алкоголь, периодически обмениваемся поцелуями. На Али белоснежные плавки и такого же цвета футболка-поло, оттеняющие его загорелую кожу. Он раскинулся на сиденье, вытянув длинные стройные ноги, и похож на античную статую. Иногда мне хочется ущипнуть себя, -- я не могу на самом деле находиться внутри какого-то фильма про красивую жизнь.
Примерно через час неторопливого хода капитан останавливает судно в живописной голубой лагуне. Вода такая прозрачная, что можно видеть усеивающие дно валуны и проплывающие косяки мелкой рыбёшки.
Первым не выдерживает Давут. Он прыгает в воду с кормы яхты как профессиональный ныряльщик, сложив руки над головой и вытянув носки. Алихан снимает футболку и тоже показывает класс. В конце-концов, и я прыгаю в воду солдатиком, зажмурившись и зажав рукой нос. Малахитовые глаза подплывает ко мне и страстно целует. Его вкус – солёный и свежий. Я провожу пальцем по его брови и любуюсь тем, как похож сейчас на море оттенок этих глаз.
-- Ты – само совершенство, -- говорю я по-русски.
-- Я люблю тебя, -- отвечает Али по-турецки.
Глава тридцать девятая
На небе – ни облачка, яхту лишь слегка покачивает на волнах, волосы перебирает ласковый бриз. Я лежу на шезлонге на верхней палубе, наслаждаясь покоем. На нижнем ярусе официанты устроили шоу барменов, подбрасывая бутылки и на ходу сооружая коктейли, а я улизнула от толпы, решив позагорать и немного разобраться в мыслях.
Накануне двадцать пятого дня рождения меня тревожил так называемый «кризис четверти жизни»: я волновалась, что в наше достигаторское время я так и не достигла «успешного успеха». Плывя по течению, окончила педагогический (только потому, что туда был наименьший конкурс), работала в школе, которая высасывала из меня все соки, и находила спасение, как и в детстве, в выдуманных историях.
Подруги посмеивались надо мной, нянча кто первого, а кто и второго ребёнка. Им казалось, что я просто чудачка, ждущая своего принца, которых, понятно, на всех не хватает.
За следующие пять лет я всё-таки сумела кое-что переменить: вытащила нас с мамой из нашей малосемейки, бросила стабильную, но изматывающую морально работу в школе, даже пожила какое-то время в гражданском браке с мужчиной, больше всего ценившим уютное единообразие и размеренность.
К тридцати годам я уже смирилась с тем, что так и не найду любовь всей жизни, поэтому и рванула отчаянно «замуж» за Хакана. Оглядываясь назад, я удивляюсь своей дерзости, -- хотя привыкла считать себя спокойной, неконфликтной и даже скучноватой.
Мои размышления прерывает Али, который вручает мне стакан ледяного «Дайкири» и присаживается рядом. Делаю глоток кисло-сладкого коктейля и, застонав от наслаждения, слизываю с губ кристаллики сахара, покрывавшие края бокала. Малахитовые глаза смеётся и наклоняется, чтобы помочь процессу. Почувствовав кислинку на моём языке, Али тоже постанывает и углубляет поцелуй, пуская в ход и руки. На палубе мы одни, и, не сдерживаемые приличиями, даём волю страсти, тиская и ощупывая выпуклости и впадинки.