Я обнаруживаю себя уже преодолевшей половину пути до него. Али тоже делает шаг, другой навстречу. Он неуверенно улыбается и часто моргает.
Подлетев к Малахитовым глазам, я обхватываю его и прижимаюсь всем телом. Меня тоже обнимают руки, я слышу звон стекла. Али на секунду разнимает объятие, зашвыривает подальше бутылку и пистолет, и снова сжимает меня.
Я не могу сдержать горестный стон, ощущая, как его ладони беспокойно ощупывают мои плечи, спину, проходят вверх-вниз по бокам. Наконец, Алихан немного отодвигает мою голову от себя, заглядывает в глаза.
— Это ты?! – спрашивает он хмурясь. Я замечаю, какие глубокие тени залегли под его глазами. Скулы заострились, подбородок и щёки покрывает густая щетина, волосы отросли и чёлка уже закрывает брови. Внезапно я начинаю ощущать, как выпирают его рёбра под моими руками, как тяжело он дышит и шумно сглатывает.
-- Когда ты ел в последний раз? – спрашиваю я.
— Это ты! Это не сон! – провозглашает Али, поднимая брови и начиная смеяться. Через несколько секунд смех сменяется рыданием, которое рвётся из него, несмотря на попытки подавить слёзы.
Я снова прижимаюсь к Алихану, всем телом ощущая рвущие любимого спазмы. Он утыкается носом в мои волосы и дышит их запахом; я тоже, как кошка, трусь лицом о его грудь, впитывая ароматы пота и травы.
Наконец, мы прерываем объятие. Не отводя от меня взгляда, Али берет мою ладонь и тянет к тропинке. Мимо нас проносится Давут, разыскивает в траве пистолет с бутылкой, ставит оружие на предохранитель и поворачивает назад. На бегу стукает брата по плечу и скачет, не оборачиваясь, впереди.
По пути к домику отыскиваю сброшенную в траву сумку. Мы идём довольно быстро, но резвый Давут уже у дома, и даже не запыхался. Все вместе мы входим в низенький проём, под которым братьям нужно пригибаться, чтобы не стукнуться.
Я окидываю домик внимательным взглядом. Здесь одна комната – она же спальня, она же кухня. В углу стоит на деревянном верстаке двухконфорочная газовая плита. Шланг выведен из дома прямо через дырку в стене. Рядом деревянный ларь на ножках, печка и деревянный же стол. Холодильника нигде не видно.
Напротив – узкий топчан с периной, накрытый традиционными турецкими стёгаными одеялами. В стене рядом с выходом ещё одна дверь.
Везде валяются пустые бутылки из-под алкоголя, возле кровати на полу стоит пепельница, полная окурков, а вот еды я нигде не вижу.
-- Чем ты питался? – грозно спрашиваю я Алихана.
-- Дед привозил мне вчера долму. Но я не смог её съесть, -- пожимает плечами Али.
--Брат, поехали домой. Садись с невесткой на квадроцикл, я пойду за вами, -- подаёт голос Давут.
Алихан закрывает глаза и крепче сжимает мою руку.
-- Не хочу возвращаться в город. Мне там плохо, я там весь на виду.
Я вспоминаю фото, сделанные папарацци и начинаю испытывать стыд, что и я разглядывала их, будто становясь одной из его преследователей, как под микроскопом рассматривая безумие и отчаяние Али.
-- Давут, поезжай сам и купи нам всё, что я тебе сейчас скажу.
Я поворачиваюсь к Алихану и ободряюще улыбаюсь ему.
-- Мы останемся здесь.
Глава сорок девятая
Выдёргиваю из своего ежедневника листок и набрасываю Давуту список нужных вещей, чередуя турецкие и английские названия, а иногда зависая над тем, как записать слово без интернет переводчика – мобильная связь до верхушки этой горы не достаёт.
Список получается приличным. Я хожу по комнате, заглядываю в ларь, в углы, открываю таинственную дверь рядом со входной (за ней оказываются металлический умывальник и совмещённый санузел: унитаз и душ за занавеской). Вещей я с собой, кроме смены белья и пары носков не привезла, у Али тоже ничего нет. Придется Давуту стать нашим персональным шопером.
Попутно складываю в объёмный пакет из алкомаркета все бутылки. Какие-то пустые, в некоторых ещё плещется жидкость – всё на выброс. Гоню от себя мысли, что далеко не впервые я собираю такой урожай.
Время послеобеденное и у меня уже несколько раз неприлично громко проурчал живот. Давут торопит меня со списком, чтобы поскорее привезти нам с Алиханом еды. Того уже покинул адреналин, и он беспомощным кулём свалился на топчан.
Выпроводив Давута с мусорным пакетом и списком, я залезаю к стенке за спину Али и натягиваю на нас одеяло. Кровать такая узкая, что лежать вдвоём можно только боком. Эту проблему тоже надо будет решить, но пока что вот такое тесное соседство с самым прекрасным телом на свете меня только радует. Просунув руку подмышкой Алихана, обхватываю его за грудь, а носом утыкаюсь в шею.
Конечно, сытой спать приятнее, но и так я быстро проваливаюсь в сновидения.
Когда я открываю глаза, в комнате уже довольно темно. Али сплёл мои пальцы со своими и всё ещё посапывает. Я потихоньку выбираюсь из-за его спины и на цыпочках проскальзываю в туалет.
Пол – ледяной, а вода по металлическому умывальнику стучит так, будто раковину подбирали специально для наибольшего шума. Когда я выхожу обратно в комнату, Али уже сидит на кровати и встревоженно смотрит на меня.
-- Подумал, что ты мне приснилась! – восклицает он, бешено растирая лицо.
-- Ну уж нет, во сне люди не испытывают такого зверского голода! Как включить свет? — спрашиваю я. Под потолком висит одинокая лампочка без плафона, но на щелчки выключателя не реагирует. Перегорела, что ли?
Алихан поднимается и идёт к выходу, по пути на минуту зажав меня в объятиях и зарывшись в мои волосы носом. Нас, похоже, клинит на не очень свежие запахи друг друга.
За домом раздаётся тарахтение генератора, и лампочка внезапно озаряет тусклым светом комнату. Вижу гору сумок на верстаке и на полу под ним. Давут приезжал, пока мы спали.
Я нахожу на столе его сообщение, нацарапанное на обороте моего списка:
«Тут всё, что ты заказала и ещё Мерьем добавила. Она в Изнике. Мы приедем завтра.
ПС: корзина от соседа».
Видимо, Давут использовал прицеп, чтобы притащить сюда все свои покупки. Я нахожу большой термос с куриным бульоном и, налив в чашку немного, с наслаждением выпиваю ароматный отвар. Обнаруживаю в бумажном пакете несладкую булочку – поачу, и откусываю сразу половину. Когда подходит Алихан, я усаживаю его на единственный табурет и делюсь бульоном, который он выпивает с жадностью. Остаток поачи тоже исчезает в его пасти.
Малахитовые глаза тянет меня к себе на колени и так мы с ним и ужинаем – кормя друг друга из рук, порой в шутку сражаясь за самые лакомые кусочки – только чтобы предложить их друг другу.
В отдельной корзине лежат ещё тёплые, нагретые солнцем помидоры; длинные, тонкие, похожие формой на кабачки, а вкусом на огурцы аджуры; связки петрушки и зелёного лука; ароматные груши; чуть треснутые от спелости гранаты и тёмно-синие сливы. Метнувшись к раковине, споласкиваю овощи и, не найдя ножа, просто переламываю кабачко-огурец пополам. Помидор при надкусывании брызгает на подбородок и Али, потянув меня к себе, слизывает ароматный сок.
В контейнере из фольги я нахожу кусочки отварной курицы. Мы быстро сметаем их, выхватывая из посудины пальцами. Где хранятся приборы мне тоже ещё предстоит понять.
На сладкое нам передали открытый пирог с творожным сыром, и мы отщипываем от него по кусочку.
Мерьем даже прислала чай в специальном термосе с носиком!
Встаю с коленей Алихана и хочу продолжить распаковку, испытывая радость, словно от новогодних подарков, когда он вдруг, зажав рот рукой, несётся в туалет.
Беспробудное пьянство и голод теперь мешают еде нормально улечься в его желудке. Чёрт, опять вьетнамские флешбэки, которые я заталкиваю поглубже в своей памяти.