В поле ездил Филипп теперь с младшими детьми, а в самую страду вместе с ними и Груша. А вечерами Петянька и Лида спешили на зарянку, иногда просто к подругам и товарищам. Только стал замечать отец, что от Петьки иной раз спиртным попахивает. И сколько ни ругал, сколько ни просил жену не давать парню денег, не баловать, Петр случай от случая продолжал выпивать — всегда у него на это были «причины».
Был Петька веселым, общительным выдумщиком на всякие затеи. И всегда за ним ходила ватага ребят, а он у них вроде за атамана.
А Лида посещала зарянки все реже.
— Что же ты нынче дома, дочка? Что же женихов не выбираешь?
— А я выбрала, мама. Он сейчас в Саратове учится. Он активист, в партию вступил, и послали его в губернию на учебу. Да я его со школьных лет знаю, учились вместе. Может быть, и ты знаешь Чуркиных?
Нет, Груша не знала. Заныло материнское сердце. Что за Чуркины эти?
Ну, а Петька прихорашивался перед зарянкой. Может быть, тоже невесту подыскал? Спросила об этом Лиду.
— Невесты у него нет. Но вот с Катьки Осиной на зарянке глаз не сводит.
Мать руками всплеснула. И так они уже родня с Осиными и по отцу, и по матери: двух старших дочек Осиным родным уже выдали.
Права Лида. Катюша Осина для Петра — свет в окошке. Не будь ее, и на зарянку незачем идти. Только вот песен петь, как она, он не горазд. Но в пляс иной раз пойдет, не устоит. А сегодня он решился проводить ее до крыльца.
И вот провожаются они целую неделю, долго стоят у крыльца, расстаться не могут.
— До чего же симпатичный парень, — думает Катя, — стояли бы вот так и стояли.
Но девичья гордость диктует иначе:
— Ну, иди, Петя. Не до утра же вот так будем стоять.
— Я бы не до утра, я бы всю жизнь рядом пробыл, все глядел и не нагляделся бы.
Весело Кате! А сколько других хороших парней! И все приглашают танцевать нарасхват.
Кулаки сжимает Петр, когда Катюшу приглашает танцевать другой парень, так бы вот и оттолкнул каждого.
Проводив однажды до крыльца, сказал:
— Больше ни с кем не танцуй.
— Что? — удивилась девушка.
— А то! И не улыбайся никому, и не здоровайся с ними. Я смотреть на это не могу.
— А не много ли ты на себя берешь?
Круто повернулась Катя на каблучках, вбежала по ступенькам и захлопнула за собою дверь. Долго еще стоял Петька у крыльца. Вот взять бы ее да улететь на край света, где никто на нее, кроме него, Петра, взглянуть не смог и пальцем прикоснуться. Трудная эта штука — любовь.
На другой день Катя подошла к Петру на зарянке и сказала о том, что даже отец с матерью ей не дают приказы, а ему и вовсе командовать собою она не позволит.
Несколько дней Петя не был на зарянке, зло свое вечерами срывал на домашних.
Катя зарянок не пропускала. Она пела и танцевала, но что-то для нее там было не так, не весело, как прежде при Петьке.
Но вот и Петр не вытерпел, пришел на зарянку. Но ни один из них сначала не сделал навстречу друг другу и шага. После похорон четверых детей Катя была слишком долгожданным и дорогим ребенком в семье Осиных. Ее очень баловали, особенно отец. И к тому же, как старшей сестре, ей подчинялись все младшие братишки и сестренки. Характер ее сложился непокорным. Петя же с пеленок был избалован матерью, хоть Филипп пытался с этим бороться. И вырос Петр очень своевольным. Поэтому молодым людям трудно было уступать друг Другу.
Но вот осмелился Петя и пригласил Катюшу танцевать. Не отказала.
— И чего я взъелся? Почему ей не потанцевать с кем-то и другим? — думает в нем один Петр. Другой голос говорит ему совсем другое:
— Да потому что я умираю от ревности.
И через несколько дней произошла неприятность. На зарянке к Катюше пригласить на танец направился парень.
— Если он ее возьмет за руку, если обнимет за талию и поведет в танце, я убью его.
И откуда сила у этого невысокого Петьки? От злости, что ли? Парней еле разняли.
Подобные случаи стали повторяться.
И Катя начала избегать Петра. Но если не придет она на зарянку, он непременно подкараулит ее у колодца или просто на улице на дороге. Ноги сами несли его к дому Осиных. Но ее братья всегда говорили, что Кати нет дома.
Однажды Петр проследил за ней, когда она пошла к Волковым на Селявку на девичник. Выдавали замуж Наташу Черышкину. Стемнело. Подошел Петр к окну дома Волковых. Так и есть: вон она, Катя, в розовой кофточке и зеленой юбке-клеш, сшитой, как у его сестры Лидки.
— Все равно перехвачу, когда пойдет домой, — задумал Петр. И для храбрости несколько раз хлебнул из бутылки, которую держал в кармане.
Но домой Катя пошла не одна, а под ручку с невестой и ее женихом.
Петр допил из бутылки до дна и с размаху налетел на них. Он хотел схватить Катю за руку, но его руку перехватил сильный Кондратий, жених Наташи. Парни стали драться, а перепуганная Катя убежала в дом Волковых, да там и осталась до утра.
Брат Наташи Леонтий советовал подать в суд на хулигана, потому что девушке не стало ни хода, ни прохода. Но родители Кати, считая Микиткиных своими родственниками по двоюродным братьям, не хотели причинять неприятность Филиппу и Груше, которых уважали.
Петр не находил себе места и через день уговорил-таки старшего брата Митю идти к Осиным и сватать Катю. Дмитрию не нравилась просьба брата.
— Да не отдадут они свою любимую дочь за тебя, разбойника. Так оно и вышло. И родители не отдали, и Катя отказала наотрез. Долго Петр не видел свою ненаглядную, но однажды повстречал ее, идущую с подругами и попросил выслушать его. Он объяснялся в любви, извинялся за свое буйство и просил простить его. Катя сказала, что давно простила, но встречаться с ним не будет.
Прошло два года. Они не встречались. Петр случай от случая выпивал со своими друзьями, любил повздорить, подраться. Но на других девчат не смотрел.
В этот период просватывали любимую подругу Кати — Ксеньку за нелюбимого Леньку Борисова, потому что хозяйство Борисовых было несколько богаче, и матери Ксени казалось, что делает дочери добро, выводит ее из нищеты. Ксенька заливалась слезами, видеть не могла Леньку.
— Катя, подружка моя, признайся, — спрашивала она, — неужели ты не любишь Петра, что отказываешься от него? Он самый красивый парень, любит тебя без памяти. Вы же пара. Я бы с радостью пошла за Петьку.
— Не знаю, что сказать тебе, Ксеня. Он буйный, от него всего можно ожидать. И я боюсь его, когда случается быть одним. В нем как черт сидит: то в любви клянется, то куражится, а как ревнив — сама знаешь. Красив, конечно. И вспоминаю его часто, и все время ловлю на себе его взгляды.
Под Рождество три задушевные подруги — Лена, Катя и Ксеня — пошли колядовать в магазинах, нарядившись посмешнее. Катя была «барыней», взяв в руки вместо ридикюля кизяк, вместо шляпы надела решето. Ленка нарядилась цыганкой. Не помнит Катя, когда она в последний раз так веселилась. Девчата пели, лихо отплясывали, получали гостинцы.
Румяная с мороза, веселая вбежала Катя к себе в дом:
— Ой, мама, а мы святошничали. Я была барыней, Ленка цыга… И замолкла на полуслове. Она вдруг увидела Дмитрия, старшего
брата Петра, с женой. Все поняв, прошла в горницу. Следом за ней вошла и мать. Заговорила невесело:
— Что же ты скажешь, дочка? Ведь опять прислал сватов.
— А как вы? — Катя была растеряна.
— Да не нам с ним жить. А ну как драться будет? Вошел к ним и Дмитрий:
— Нет, не будет. Женится — переменится. Он души в ней не чает. А проще — жить без нее не может, и нам всем покоя не дает. С ума по ней сходит.
Уговаривали долго. И уговорили. Катя дала согласие.