Я еще изредка пыталась приходить к Рыгуновым домой, еще не совсем догадывалась, что ее неуспеваемость так ранит родных. Но меня встречали неласково и всегда говорили, что Вали нет дома. Было обидно, но понимала, что им было больно и завидно. Однако в то время я не подозревала, что по поводу школьных неудач Вали разгорается в семье целое пламя, оно перерастет потом в «пожар», и Рыгуновы вынуждены будут покинуть Турки, отец возьмет новое назначение, Валя уйдет из семьи из-за упреков строгого отца и будет жить в Саратове с тетей, что учиться больше не будет нигде.
Но пока мы учились в одном классе, а вместо дружбы у Вали продолжала расти ненависть, зависть, а у всей их семьи — неприязнь ко мне: Валя жаловалась, что учителя ее унижают, а меня превозносят до небес.
Признаться, вскоре я по Вале горевать перестала, много занималась, бегала на репетиции в Дом культуры, куда Валя Рыгунова с тетей перестали и заглядывать.
Шла весна. Наша родная армия воевала уже на германской земле, загоняла фашистов в их собственное логово. Как же повеселел весь советский народ! Никто не пропускал сводок «От советского информбюро», все ждали знакомый голос Левитана.
Однажды рано утром я проснулась, но с постели еще не вставала. По радио раздался знакомый голос диктора. Он сообщал о том, что Великая Отечественная война окончена. Враг разбит. Победа за нами!!!
В страшной войне с Германией победил Союз Советских Социалистических Республик, сплоченная дружба, нерушимая дружба всех национальностей СССР, воспитанная социалистической идеологией.
Весь народ бежал на площадь. Бежала и я. Прошло столько десятилетий! Но запомнились даже мелочи: было сырое, но теплое утро, откос на горе от библиотеки к мостовой был глинистый и мокрый.
Казалось, что сбежались жители всех Турков. Начался митинг.
Это было 9 мая 1945 года.
Глава 3. Мирное время
Мир в нашем Союзе. Какое счастье! Каждая семья ждала с фронта своих сыновей, мужей, братьев, отцов. И победители возвращались в свои родные дома. Но сколько воинов полегло в боях! В марте был убит муж нашей Маруси, отец Валерика, он совсем недолго не дожил до победы. Бабушка Валерика прислала письмо с просьбой привезти ей внука, так как он — единственное ее родное кровное существо, — сын ее единственного погибшего сына. Она собралась покинуть Куйбышев и уехать в Азербайджан к сестре, надеясь, что это облегчит ей жизнь. Мама отвезла ей мальчика, старушка уехала к сестре. Но Валерик умер в возрасте пяти лет. У меня в школе приближались экзамены. Мои подружки Юля и Валя Рыгунова, как самые неуспевающие, к экзаменам на аттестат зрелости допущены не были. По закону на второй год в десятом классе тоже не оставляли. Можно было заниматься самостоятельно, а через год сдавать экстерном. Но коли дело не шло и в школе, то самостоятельную подготовку невозможно было и представить. Юльку мне было очень жаль, нам так мечталось вместе уехать учиться дальше. Рыгуновы, видимо, были в шоке. Отец Вали воспринял это событие как позор, срочно подал заявление об освобождении его от занимаемой должности и попросил перевода в другой район. Вскоре вся семья из Тур-ков выехала.
Первый экзамен — сочинение по литературе. Горький и Маяковский — вот самые основные авторы, произведения которых в то время входили в материал десятых классов. Этому в подготовке к сочинению я и уделяла самое большое внимание. И одной их трех тем на экзамене была такая: «Идейное богатство и душевная красота героев в романе A.M. Горького «Мать». У меня захватило дух: даже об одном герое можно сказать удивительно много, но я имела право писать глубже и шире — о каждом из героев. Произведение это я знала хорошо. За свое сочинение я получила «отлично».
Мы сдавали очень много предметов, все страшно волновались, готовились днем и поздно вечером. Но однажды, едва ночью задремав, увидела странный сон. Будто мы в доме Юли. Около печки у них были недостроенные полати: упираясь в потолок, стоял столб, от которого в стенку была вмазана круглая перекладина. Получалось что-то подобие турника. Снилось, что на этом «турнике», ухватившись руками, висели втроем три ученицы: Рая Федорова, Валя Шиндова (из десятого «Б») и я. Висеть было трудно, силы оставляли, и мы с Раей упали. Валя же осталась висеть.
И вот сдан последний экзамен. И тоже на «отлично». И только один человек из двух десятых классов полностью аттестовывался на одни пятерки, а это значило, что я претендовала на золотую медаль.
Директор школы поручила мне написать статью в местную газету о том, как я шла к своей победе, как занималась над собой все десять лет. Писать было неловко, но не хотелось ослушаться и огорчить директора.
Наш послевоенный выпуск — первый на аттестат зрелости, и впервые вводили награждение золотыми медалями. До этого года выпускникам выдавали не аттестат, а свидетельство об окончании школы.
Обо мне заговорило и местное радио.
И вот выпускной бал. Все получают аттестаты зрелости. Что касается меня, то сказали на вечере о том, что мне будет позже вручен аттестат особого образца, а пока меня наградили коричневым кашемиром на платье и деньгами в сумме двести рублей. На вечере учителя (да и ученики) наперебой спрашивали, куда я хочу поступить учиться. Любой институт страны мог принять без экзаменов. Многие годы я хотела походить на нашу умницу Марусю, стать инженером-строителем. А в глубине души тайно ото всех мечтала стать актрисой, все годы, сколько помню себя, выступала на сцене в Доме культуры и в школе на вечерах: и танцевала, получая призы, и пела в хоре, дуэтом, один раз даже соло — «Колыбельную» Моцарта, много читала стихов, поэм, играла в спектаклях со взрослыми и в школе. Кажется, пробовала себя во всех жанрах, все нравилось необыкновенно. Но я считала, что артисты — это люди особые, а я обыкновенная, и меня не примут. Да и жаль было бессонных ночей над уроками; артисты, мне казалось, не обязательно должны знать тригонометрию или химию. Им достаточно обладать сценическим талантом. Учителя давали советы каждый на свой лад:
— Ей надо только в институт иностранных языков, так как акцент удивительный и память прекрасная. Слушай только меня, непременно будешь послом, — убеждала учительница немецкого языка Эльза Иогановна Роот.
— Ни к чему ей это. Иди только в технический вуз, ты обязана стать инженером, — советовал математик Н.И. Кижаев.
— Не морочьте ей голову, — вмешалась учительница русского языка и литературы. — У меня, может быть, за всю жизнь и ученика не было лучше нее. Но скажу другое: она же создана для искусства. Иди, Тома, в театр, только там ты найдешь свое призвание.
Она словно угадала мое тайное желание. Дома я посоветовалась с мамой.
— Нет, Тома, не думай, что это уж такая хорошая специальность. Да и рост у тебя маленький. Пока молодая, будешь играть роли детей, а что потом? Роль героини не дадут. А мне так хотелось бы, чтоб ты стала врачом, — мечтательно сказала мама.
Почему врачом? Может быть, со смертью Лиды наша семья потеряла надежду иметь среди родных доктора? Даже в учителей я в детстве играла, но во врачей — никогда. У нас в доме редко кто простужался. О лекарствах, врачах как-то не заходило и речи.
Однажды мне передали, чтобы я зашла к директору школы домой. Но там меня встретила не директор, а учительница русского языка и литературы. В комнате я увидела Раю Федорову и Валю Шиндову из десятого «Б». Нас всех троих попросили переписать свои сочинения заново. Я удивилась. У меня уже стояло «отлично». У Раи же была всего лишь лишняя запятая, но ей комиссия поставила «хорошо». У Вали была единственная грамматическая ошибка (наречие «навстречу» написала раздельно: «на» и «встречу»). Стояла тоже оценка «хорошо».
Медали утверждались в облоно, в Саратов решили отправить вместо одной три работы в надежде на то, что школа получит три медали. Но в десятом «Б» лучшей ученицей была Клава Авдонина, она часто заканчивала учебный год с похвальной грамотой. Вале обычно не везло: то по одному, то по другому предмету в конце года у нее были твердые четверки. Авдониной я бы не удивилась, но Валей Шиндо-вой я была удивлена.