Запланировали на будущее выправить одну стену дома со стороны двора {если это потребуется после тщательного обследования). Приблизительно по этому вопросу договорились с одним из самых опытных плотников.
А пока собирались домой.
Естественно, от ремонтных забот мы устали, но было чувство удовлетворения, что мы поддерживаем родное гнездо, где жили родители, где каждое лето проводили мои дети, а так же все семьдесят лет бывала и я.
Кроме всего прочего, ремонтные дела отвлекали от горьких воспоминаний.
Приехал Игорь, чтобы помочь нам выехать, наконец, из Турков. Я заметила в нем какую-то перемену: от глаз матери не спрячешься. Но зная его характер, расспрашивать не стала: если захочет, скажет сам.
Итак, мы временно покидали свое поместье, которое передавалось от предков к потомкам, с ним связано слишком много воспоминаний у всех поколений, даже у младшего. Этот дом помнит много горестей и много радостей.
В турковской земле лежат родители, и кроме нас никто не навестит их могилы.
Не знаю, как все сложится дальше, но продавать дом я не хотела бы, да наш старенький дом и не имеет материальной ценности.
— По-моему, мама, — сказала Люда, — я люблю этот дом даже больше, чем ты и не вынесла бы, если бы мы его продали.
Глава 13. В Орске
Год назад, только что закончив ремонт, мы оставили дома Карякиных. Но квартиру стало не узнать: стены требовали побелки, полы покраски, полностью вышла из строя сантехника, выломаны ручки и замки во входных дверях.
И снова пчелка-Люда засучила рукава. Из-за того, что Люда долго отсутствовала на работе, и чтоб теперь дать ей заработать, отправили в отпуск без содержания всю группу. С Людой работает лишь начальница и то для того, чтоб в штампе чертежа стояла еще одна подпись, подпись проверяющего.
Заказов на проекты почти нет. Что будет с институтом дальше? Что будет с городом?
Закрываются крупные и мелкие организации и предприятия, бездействуют строительные тресты, почти полностью закрываются цеха крупнейших заводов и ранее мощных комбинатов; четвертый месяц не платят пенсии пенсионерам, по шесть-восемь месяцев не получают зарплату врачи и учителя. Растет преступность. Растет смертность. Уже не встретишь на улице улыбающегося прохожего, не слышится из окон музыка или пение. Чаще и чаще устраиваются митинги протеста, идут забастовки.
Близится весна 1997 года.
Как же сложились судьбы всех остальных братьев и сестер мамы Наташи? Они рано остались сиротами.
Старший брат Никифор погиб в первую мировую войну совсем молодым.
Смешливая и беззаботная Санятка вышла замуж за умного и трезвого парня Ивана Бадеева. У них было шестеро детей. Самое интересное то, что среди дочерей были две Марии, так окрестили. Спокойная Санятка только рукой махнула: «Пусть будет одна Манька большая, а вторая маленькая».
Всех младших братьев мама Наташа устроила в «Прогресс» в колбасную мастерскую.
Иван с гражданской войны привез жену-латышку. Умер молодым: купил для колбасной по заданию артели корову, которая оказалась краденой. Его посадили заодно с вором. Родные ждали, что его отпустят, но он вскоре в тюрьме заболел воспалением легких и умер. Брат Степан также умер не старым. После варки колбасы заказчики поставили колбасникам магарыч. В нетрезвом состоянии возвращался Степан домой, упал в сугроб, проспал несколько часов, сильно простыл и умер. Его двое детей Виктор Иванов и Нина Варламова живы, проживают в Турках также на Крымской горе.
Глава 14. Разные судьбы
Младшей сестрой мамы Наташи была Лиза. С детских лет ходила по нянькам, служила и горничной до советской власти, потом вышла замуж за Аркадия Соколова. По тому времени Аркадий был довольно образованным и работал в райторготделе. Несмотря на то, что семья была дружной и на работе также все было в порядке, Аркадий повесился, через несколько лет умерла и его жена, а позже и оба их сына. Младший закончил высшее военное училище, а старший — юридический институт. Первый умер от сердечного приступа, второй замерз.
И самым младшим братом мамы Наташи, который остался без матери грудным ребенком, был Павел. Но вырос и Павел, обзавелся семьей. Его жена, Фрося, была энергичная, деловая женщина, хорошая хозяйка. С ним в колбасной тоже произошел случай. Выпивая очередной магарыч, колбасники увидели, как к ним идет директор. Все, кроме Павла, растерялись, а он спокойно лег в мясное корыто и накрылся доской. Вскоре уснул. Каков же был его испуг, когда проснулся: он решил, что его похоронили. И Павел, и Фрося уже умерли. Старшая их дочь Кира живет в Томске, сын Володя в Саратове, а младшая дочь Нина Аблистимова живет в Турках на Комсомольской улице.
Глава 15. Да, пусть живут турки
Наступил 2003 год. Что же изменилось в стране за последние семь лет, с тех пор, когда мы покидали Турки после похорон наших родных?
Жизнь изменилась настолько, что уже забывается о том шоке, который претерпевал народ, когда люди не получали зарплату по полтора и более года, а пенсионеры — свою пенсию по четыре месяца. Конечно, многие заводы и сейчас становятся банкротами. Но им на смену открываются новые предприятия, фирмы, люди находят новые рабочие места, им в срок выплачивается их заработная плата, вовремя получают свою пенсию и пенсионеры. В магазинах можно купить любой товар и не только импортный: в продаже обувь из натуральной кожи отечественного производства, можно купить приличную модную одежду московских фабрик. И отечественная мебель совсем не уступает импортной по своему качеству и красоте.
И совершенно справедливо подчеркивает в своих выступлениях Михаил Задорнов о том, что «русский народ найдет всегда выход из любого положения, на то мы и русские».
Каждое лето мы приезжаем в свои родные Турки. Уже от вокзала видны крыши домов, утопающих в фруктовых садах. А, спустившись с горы, видим как на ладони здание райисполкома, построенное в тридцатые годы. Строилось оно быстро, но неугомонным сатирикам не терпелось написать сатирические куплеты, а самодеятельные артисты распевали их со сцены:
Дом советов в Турках строят, Двухэтажный гордый вид. А когда его отстроят, РИКупорно так молчит.
В конце новой пятилетки Окна вставят, уж без слов. С бородою будут детки, Когда будет дом готов.
Машина поднимает нас на другую гору, на Лачиновку. И вот он, Дом культуры. Не ошибусь, если скажу, что после родительского дома и школы Дом культуры — мой третий родной дом. Еще ученицей четвертого класса взрослые привели меня на его сцену сыграть вместе с ними роль пионерки Майи Берест в пьесе Корнейчука «Платон Кречет». В этом же году вместе с подругой Ларисой так же, вместе со взрослыми, мы участвовали в спектакле «Слава» драматурга Гусева. Потом на сцену выходила уже каждый год, принимая участие в популярных в те годы смотрах художественной самодеятельности.
И глядя на это здание, ярче всего вспоминаются концерты и репетиции в годы войны с фашизмом. Мы ставили спектакли о героических подвигах советских воинов в борьбе с немецкими захватчиками, пели в хоре патриотические песни. Все это воодушевляло нас, вселяло еще большую уверенность в то, что победа в гитлеровской войне будет за нами.
Но никак нельзя вспомнить без улыбки о случае со спектаклем «Глубокая вспашка». Шел первый послевоенный год, оба турковских колхоза успешно закончили посевные работы, и к празднованию Первого мая драматический коллектив решил поставить спектакль о трудовых подвигах колхозников. Руководил подготовкой режиссер Пор-фирий Алексеевич Попов, он же руководитель художественной самодеятельности Дома культуры. Он был хорошим музыкантом и человеком добрейшей души. Но был у него и недостаток: любил спиртное.
Наступил первомайский вечер. Закончился доклад секретаря партии, зрителям предстоящего спектакля объявили перерыв. А на сцене закипела работа, устанавливали срочно декорацию. Но вот все готово, нет только Попова с пьесой, а играть предстояло с помощью суфлера, так как не все «артисты» знали свои роли наизусть. Мама, она была в ту пору директором, мечется по сцене, заглядывает за кулисы, в зрительный зал. Нет Попова. В зал уже входят зрители, раздается хлопанье в ладоши нетерпеливой публики. И, наконец, появляется Попов. Он пьян, еле стоит на ногах.