Начать было очень трудно. Как оставить жену у свёкра и свекрови, где будет ей одиноко и не очень приятно? Ничего лучше я не нашёл. Но что делать? Ехать надо, и я решил её обмануть (ради ученья – можно), выдумать какую-то поездочку, уехать на пару недель, взяв с собой немного вещей. Например, я поеду в Бриск, где мой старый знакомый маскиль мне покажет, как за это взяться.
Это была моя вторая поездка в Бриск ради ученья. В этом же городе жила моя богатая, гостеприимная тётя, а также и приятель, Шмуэль Майримс, с которым мы часто философствовали. В юности он был настоящий илюй, умный и оригинальный знаток. И к тому же, по старому обычаю, постился по понедельникам и четвергам во время праздника Шавуот при публичном чтении восьми отрывков из книги Шмот, каждую пятницу и десять дней покаяния[7]. Но после свадьбы стал маскилем, очень свободным и критически мыслящим, и прославился как апикойрес. Этот Шмуэль меня тоже убеждал учиться, чего бы он сам очень хотел, но не мог из-за своего магазина платков, где, как назло, дела шли совсем неплохо.
«Я бы лучше хотел быть нищим, но образованным», - говорил он.
Мы с ним договорились, что я поеду в Белосток, который тогда был в наших местах центром Хаскалы. Во главе белостокской Хаскалы стоял зять Заблудовского Элиэзер Хальберштам, берлинский маскиль, взявшийся просветить всех белостокских молодых людей. Стоило ему это нескольких тысяч рублей в год. Он также получил для этой цели большие суммы денег от своих знакомых маскилей и купцов, и хотя сам был фабрикантом платков, но больше занимался Хаскалой, чем свой фабрикой. Дело вела его жена, прекрасная хозяйка, а он занимался своим делом, стараясь оттолкнуть молодёжь от бет-мидраша и просветить её. Денег, как сказано, не жалели.
В те времена – во времена Хальберштама – в Белостоке происходили десятки разводов. Тестья разводили своих зятьёв - из тех, кто прежде были знатоками и богобоязненными евреями и превратились в «апикойресов». В Белостоке совершалась настоящая революция, и город стал знаменит как город апикойресов, занятый Хаскалой и образованием.
Второй мой знакомый, тоже маскиль, некий Бергзон, дал мне письмо к белостокскому казённому раввину, тоже маскилю, и как раз другу Хальберштама, где написал, что я ещё совсем не знаю русского - не знаю ничего, кроме Талмуда. Но, как ему кажется, из меня может получиться хороший маскиль: молодой человек из деревни, где можно заработать на жизнь, с таким энтузиазмом рвётся к образованию. Надо ему помочь, и т.д., и т.п.
Теперь, когда определился план, как мне идти к моей цели, я поехал домой, обдумывая по дороге, как обмануть жену. Скажу, что еду в Белосток недели на две. Для чего сочинил очень большую и сложную ложь: будто бы моя тётя из Белостока, сестра матери, богачка, просила родственника своего мужа, который едет в Бриск, заехать в Вахновичи и посмотреть, действительно ли я такой способный молодой человек, как обо мне говорят. Если да, он меня захватит в Белосток, где она, тётя, уже добудет мне хорошее место, которым я буду доволен. И этого родственника, собравшегося в Вахновичи, я будто бы как раз встретил в Бриске, понравился ему, и он мне предложил съездить домой за вещами и ехать прямо в Белосток.
Ложь большая и сложная. Мне, по правде говоря, трудно было в первый раз в жизни лгать. Это для меня было хуже смерти. От одной мысли об этом я, сидя в крестьянской телеге, сильно покраснел. И всю дорогу боролся с собой и страдал: сказать ли моей жене такую большую ложь и стать зато образованным человеком или остаться ешувником в деревне, среди крестьян и свиней? Но я себя преодолел, твёрдо решив исполнить свой план.
Приехав домой, я тут же сообщил жене великую новость: так мол и так - дело, удача, внезапная встреча с тёткиным родственником в Бриске, его ко мне расположение, и т.д.
«Великая новость» произвела на жену впечатление, и мне стало ещё тяжелей на душе при виде того, как жена, бедняжка, напрасно ею взволнована.
Естественно, я пообещал забрать её в Белосток, очень красивый город, полный учёных и просвещённых людей и проч. достоинств. Жена осталась спокойной и довольной, а я смог собраться в дорогу на законных основаниях, взять все необходимые вещи, упаковаться и - уехать.
Всю дорогу лились и лились мои слёзы - от жалости к моей обманутой и оставленной в одиночестве жене.
В Бриске я повидался со своими маскилями и тут же нанял до Белостока, находящегося в восемнадцати верстах от Бриска, тарантас, запряжённый тройкой лошадей. Плата с человека была рубль пятьдесят.
Но поездка моя в Белосток оказалась такой интересной, а также такой тяжёлой – так когда-то ездили – что стоит описать её подробно.