Мне выдали краски и всё необходимое для создания наглядной агитации, к столетию со дня рождения Ленина. Мне приходилось писать масляными красками его портреты и писать различные плакаты на железных стендах на улице.
Среди солдат появились завистники, когда меня в редких случаях освобождали от службы. Но в большинстве своём парни ко мне относились с уважением. У меня стало много друзей. Лица друзей я до сих пор хорошо помню, но некоторые фамилии забыл. Конечно, уже теперь, все мои однополчане, как и я, сильно изменились от возраста. У моих сослуживцев армян и азербайджанцев теперь воюют их внуки.
Из числа моих друзей среди солдат, больше всех мне нравился рядовой Юра Сайков. Мы любили с ним философствовать и помечтать. Помню младшего сержанта Мусиева. Он лакец по национальности. Службу он начал на год раньше меня и помогал мне освоить теорию по изучению боевых газов и антидотов к ним. С Сергеем Шаменковым мы вместе работали в клубе. Он служил киномехаником по штату и больше ничем не занимался. Солдатской службы он не знал. В воинской части художника по штату не было и мне приходилось так же, как и всем заступать в наряд, участвовать на летних учениях. Очень трудно было ходить в противогазе и резиновой одежде химзащиты. В сорокоградусную жару резиновые сапоги быстро наполнялись потом.
Среди азербайджанцев я запомнил Мамедова и Кулиева. Они начали службу на год раньше меня и часто за меня заступались, если кто-то из старослужащих пытались меня заставить подшивать за них белый воротничок к вороту гимнастёрки. Мамедов выглядел старше своего возраста, имел усы, черноволосый, носатый, похожий на ворчливого старичка. Часто выглядел комичным и все над ним подшучивали. Он не обижался на эти шутки и нарочно прикидывался смешным. Кулиев был на вид злым, маленького роста, но добродушным в действительности.
Как-то раз я упал в обморок, на построении на плацу, от солнечного удара, хотя на голове была солдатская панама. Тогда была жара под сорок градусов. Меня привели в чувство и поместили в санитарный изолятор. Там проходил лечение один азербайджанец. У него было не оконченное высшее образование. Он притворялся больным, чтобы его демобилизовали из армии по состоянию здоровья. Какую он себе болезнь придумал, я уже не помню. Но он мне откровенно признался, что не хотел идти в армию, и не смог откупиться в военкомате. Ему не дали окончить учёбу в институте в городе Баку.
С армянами я тоже дружил. Они были по характеру такие же, как и русские. По-русски говорили без акцента. Среди офицеров у нас был один армянин Саркисян.
Дедовщина
В Советской Армии прочно закрепилась так называемая «дедовщина». На тот период командирам это положение было выгодно, так как «старики» помогали поддерживать дисциплину.
Пока я первые три месяца проходил курс молодого бойца, старослужащие очень глумились над «сынками». Они заставляли отдавать честь «старикам», в столовой отбирали куски сала, лежавшего сверху каши, котлеты и всё мясное. Мы питались перловой кашей безо всего. Но у меня был земляк из Ярославля. Он служил поваром на кухне и втихоря давал мне иногда, то котлету, то кусок колбасы. Его звали Алексеем Панариным. До армии он работал в Ярославском ресторане.
Старики заставляли молодых подшивать за них воротнички, чистить им сапоги и стирать гимнастёрки. Сержанты тоже измывались над новичками, как хотели, за каждый пустяк давали наряды в не очереди. Приходилось мыть казарму и туалеты. Они ломали характеры молодых солдат, приучали беспрекословно подчиняться командирам. Были случаи, когда старики били молодых, если они показывали свой норов и сопротивлялись.
После подъёма в шесть часов надо было быстро умыться и всей ротой бежать кросс по улице Степанакерта, вниз под гору, а потом назад в гору. Воздух там был разряжён, так как город находился выше над уровнем моря на восемьсот метров. С непривычки мне было бежать очень тяжело. После пробежки, мы снова умывались и шли на плац на построение. После переклички приступали к строевой учёбе, маршировали строем, с песнями шли в столовую.
В нашей воинской части продолжали службу солдаты, которые служили три года. А мы уже должны были служить два года. Эти «старики» уже ничего не делали, только ели и валялись на кровати, отрастили животы, и солдатские ремни не одевали. Командиры делали вид, что их не замечали. Среди стариков было много алкоголиков. Они лазали по ночам через забор, из колючей проволоки, на территорию винного завода за вином. Дело в том, что наша воинская часть граничила с территорией винного завода, где стояли цистерны с не выдержанным вином. Сторожей они запугали и те разрешали им сливать с крана из цистерны вино в канистру. Сторожа делали вид, что ничего не видели. Мне тоже дали попробовать это вино. Оно было не вкусное, с каким-то горьким осадком и кислое. Но солдаты с удовольствием его пили. На заводе это вино перерабатывали, и оно становилось качественным. Потом мне удалось его попробовать, и в дальнейшем я никогда такого замечательного вина не пробовал.