Конечно, никто не знал об этих стихах, и хотя я потеряла мою прежнюю торжествующую веселость, моя внешняя жизнь отделялась от общей только в тех случаях, когда мое здоровье было этому причиной. На одном secrétaire у великой княгини мне попал вопрос: «Que doit-on faire de la vie?»[369] Я написала ответ: «La traverser en regardant le Ciel»[370]. Герцог, читая вслух билетики, сказал: «Сomme c’est joli»[371] — и перечитал второй раз. Великая княгиня сказала: «Оui, mais comme c’est triste, c’est trop triste»[372]. Для меня это не было особенно triste[373], а выражало мое обычное настроение.
Наше общество вскоре увеличилось с приездом великого князя Константина Николаевича с супругой[374] и старшим сыном Николаем Константиновичем[375] — красивым мальчиком, одетым в матросское платье, что было редкостью в то время; большей частью дети носили русские рубашки. Их сопровождала недавно назначенная фрейлина, графиня Анна Егоровна Комаровская. Мы ее и прежде немного знали, но теперь сблизились и остались с нею в искренних дружеских отношениях до самой ее смерти, случившейся, к глубокому моему горю, почти одновременно с упоминанием моем о ней в этих записках, — в январе 1906 года. Прибыл также из Турина наш посланник при Короле Викторе Эммануиле граф Штакельберг со своей красавицей женой Marie Antoinette, рожд. Tamisier. Он был приятелем моего отца, состоя военным агентом в Париже в наше время. Он часто бывал у нас тогда, приезжая верхом к нам в Villeneuve-l’Etang из окрестностей Версаля, где он тогда жил в вилле, называемой Jardy. Кажется, что в этом же месте умер Гамбетта много лет спустя. Была также в Ницце его сестра баронесса Мейендорф с младшей дочерью Жоржиной или Bichon, как ее звали. Она была невеста Василия Николаевича Чичерина, состоявшего при нашем посольстве в Париже. С ними была Александра Николаевна Чичерина (сестра жениха), вышедшая впоследствии за Эммануила Дмитриевича Нарышкина и хорошо известная петербургскому обществу под именем тети Саши. Профессор Борис Николаевич Чичерин, уже оцененный великой княгиней Еленой Павловной, приехал также в Ниццу с рекомендательным письмом от фрейлины Раден. Он бывал вечером и на обедах у великой княгини, которая пригласила его, между прочим, на вечер, когда ожидался великий князь Константин Николаевич. Но вот возникло затруднение. Он еще не представлялся великому князю, так как носил бороду, что в то время считалось признаком вольнодумства. Эта борода была предметом дипломатических сношений между Екатериной Михайловной и ее августейшим родственником, который хотя и согласился на присутствие этого украшения, однако покосился на нее, когда Чичерин был ему представлен великой княгиней. Чичерин привез вести из Петербурга. Работы начались по крестьянскому вопросу. Мы с живейшим интересом слушали рассказы его о разных течениях, окружавших этот знаменательный вопрос. Конечно, я всей душой симпатизировала благим начинаниям Государя и с нетерпением ожидала осуществления великой реформы. Князь Петр Андреевич Вяземский, его добрейшая и оригинальная жена княгиня Вера Федоровна были также в числе наших завсегдатаев, но более всех интересовал меня своей личностью князь Сергей Григорьевич Волконский, декабрист, только что возвратившийся из Сибири в силу амнистии, дарованной на коронации. Его жена княгиня Мария Николаевна, высокая стройная брюнетка, часто бывала у моей матери. Благородное лицо ее носило следы великого своего прошлого. Глубокие черные глаза ее имели грустное выражение, но все в ней говорило о спокойствии после перенесенной бури, о нравственной силе, покорившей испытания, от которых содрогнулось бы ее мужественное сердце, если бы оно могло их предвидеть. С ними был сын их князь Михаил Сергеевич. Я встречала его уже в Петербурге, и он мне был симпатичен по его артистической натуре. Он писал красивые стихи и пел с большой выразительностью и музыкальным вкусом.
Русские суда стояли в порте Villefranche[376]. Пользуясь присутствием на них иеромонаха, великая княгиня приглашала его для совершения службы по воскресеньям и церковным праздникам, не для обедни, так как не было алтаря, а для служения так называемой обедницы и всенощной. Вся русская колония собиралась в такие дни в занимаемую нами виллу. При нас была совершена закладка русской церкви[377] в присутствии высочайших особ. Александра Иосифовна была тогда в апогее своей величественной красоты. Винтергальтер писал с нее портрет. Мы присутствовали при одном из сеансов, и великий князь, тогда еще так сильно влюбленный[378], видимо любовался ею, следя за работой художника. Кроме постоянных малых приемов было у великой княгини два больших музыкальных вечера. В Ницце проживала баронесса Вижье, бывшая знаменитая певица Крувелли. Ее дивное пение чередовалось в концерте с инструментальной музыкой, между исполнителями которой был граф Cessole, постоянный обитатель Ниццы. У него была красивая дочь Mathilde[379], с которой мы познакомились.
374
Великий князь Константин Николаевич был женат на принцессе Александре Иосифовне Саксен-Альтенбургской.
375
См. о нем в приложении воспоминания Нарышкиной «Последний день жизни Александра II и начало царствования Александра III».
377
Русская церковь во имя Святителя и Чудотворца Николая и мученицы царицы Александры в Ницце была освящена 31 декабря 1859 г. в присутствии великой княгини Марии Николаевны, дочери императора Николая I. Деньги на ее постройку были собраны по подписке, которую открыла приехавшая в Ниццу зимой 1856 г. вдовствующая императрица Александра Федоровна. Резной деревянный иконостас являлся даром Александры Федоровны. Церковь расположена на втором этаже, а на первом находится приходская библиотека, созданная в 1860 г. князем П. А. Вяземским. В этом храме отпевали цесаревича Николая, старшего сына императора Александра II, скоропостижно скончавшегося в Ницце 24 апреля 1865 г.
378
Впоследствии великий князь увлекся балериной А. В. Кузнецовой, от которой имел пятерых детей, получивших дворянство и фамилию Князевы.