60
безбожником... много, много мучила его гордость, много заставила она его пережить и передумать, и, может быть, эта же благородная гордость духовная немало поспособствовала тому, что из него вырос тот человек, каким он стал во второй половине своей жизни.
Я же описываю отца таким, каким он был сорока пяти лет, и вполне понятно, что тогда он не был таким, каким его теперь знает мир.
Я помню отца до того, как он начал писать "Анну Каренину", приблизительно таким, каким его написал Крамской4. В то время у него была недлинная борода, темные, немного вьющиеся к концам волосы и быстрые, очень уверенные движения. Он был очень силен и довольно ловок. С детства он приучал нас к гимнастике, учил плавать, кататься на коньках и ездить верхом. И здесь часто проявлялась та же его суровость. "Не могу" или "устал" для него не существовало.
-- Плыви, -- и он отталкивал меня в глубокое место реки, конечно, следил, чтобы я не утонул, но не помогал и подбадривающе хвалил, если я, наполовину захлебнувшись, с вытаращенными от страха глазами, доплывал до берега.
Или, бывало, едем верхом. Отец переводит лошадь па крупную рысь. Я стараюсь за ним поспеть, Чувствую, что теряю равновесие, С каждым толчком рыси сбиваюсь все больше и больше. Чувствую, что пропал. Надо лететь. Еще несколько бесполезных судорожных движений -- и я на земле.
Отец останавливается.
-- Не ушибся?
-- Нет, -- стараюсь отвечать твердым голосом.
-- Садись опять.
И опять той же крупной рысью он едет дальше, как будто ничего и не произошло.
----------------
Наше религиозное воспитание ничем не отличалось от обыкновенного религиозного воспитания детей того времени.
Ни папа, ни мама в церковную религию особенно не верили, но и не отрицали ее, ездили в церковь и молились
61
потому, что все так делали, и потому, что все учат детей религиозности, учили ей и нас.
Столпом православия в Ясной Поляне была тетушка Татьяна Александровна, во времена моего раннего детства уже дряхлая старушка, бывшая воспитательница отца.
У нее в углу у окна стояли огромные старинные, почерневшие иконы, перед которыми всегда горела лампадка, и мы приходили в ее комнату с чувством мистического страха и уважения.
Когда она умерла, нас водили к ней "прощаться". Ее гроб стоял углом перед этими иконами, и чувство мистического страха еще усилилось.
Вслед за Татьяной Александровной в этой комнате жила другая тетушка, Пелагея Ильинична, тоже богомольная, и тоже горела у нее лампадка, и она тоже умерла там и лежала в гробу.
Позднее в этой комнате жили горничные, но чувство жуткости, связанное с этой комнатой, осталось у меня навсегда. Думая об этой комнате, я и сейчас представляю себе эти страшные иконы, покойниц и слышу удушливый запах ладана.
По вечерам мама заставляла нас молиться и поминать всех нам близких людей, "папа, мама, братьев, сестер и всех православных христиан", и накануне праздников приезжали к нам священники и служили всенощную. Во время масленицы ели блины, а потом подавались капуста, жаренные на пахучем постном масле картошки, и чай и кофе пили с миндальным молоком.
На страстной красили яйца и ночью, под светло Христово воскресение ездили в церковь.
Это бывало очень торжественно и весело. Большей частью пасха приходилась вовремя весенней распутицы.
Иногда, когда пасха бывала ранняя, ездили на санях-- розвальнях. Снег уже наполовину растаял. Дорога, покрытая коричневым лошадиным навозом, выпятилась бугром. Местами проложен свежий следок сбоку дороги. Кое-где снег уже слинял, и полозья тащатся по грязи. В низинах стоит вода и бегут ручьи. У лошадей круто и коротко подвязаны хвосты. Темно, и от бессонной ночи пробирает дрожь.
У церкви видны огоньки, и вокруг стоят пустые подводы. На паперти стоят нищие и слепые.
62
Пробираемся сквозь толпу вперед к левой стороне церкви. На клиросе уже стоит сосед Александр Николаевич Бибиков с сыном Николенькой. Мужики в поддевках на чистых холщовых рубахах, с причесанными и примазанными волосами, бабы и девки в красивых цветных платках, с бусами на шее. Пахнет воском, ладаном и дубленым полушубком. Служба торжественная. То и дело передаются к иконостасу свечи. Задний человек постукивает переднего тоненькой копеечной свечою по плечу: "Николаю-угоднику". Этот берет свечу и также постукивает его по плечу следующего и т. д., пока наконец свеча не доходит до иконостаса и не кладется на горящий уже десятками свечей и сплошь залитый воском подсвечник перед иконой.