Немного времени спустя я вижу себя шагающим утром по Соборной площади в Милане рядом с моим товарищем Шапленом, известным гравером, впоследствии моим коллегой по Институту. Мы обмениваемся восторженными впечатлениями о чудесном соборе из белого мрамора, воздвигнутом в честь Девы Марии ужасным кондотьером Джаном Галеаццо Висконти во искупление грехов его жизни. Как сказал Боссюэ, «тогда поистине вся земля оделась в белое», именно эти слова пришли мне на ум. Взволнованно созерцали мы «Тайную вечерю» Леонардо да Винчи. Она висела в большом зале, служившем конюшней австрийским солдатам, для чего пришлось пробить широкую дверь — о ужас! Что за мерзость! — прямо в центральной секции фрески[5]. Этот шедевр постепенно исчезает. Настанет время, и он совсем исчезнет, однако десятиметровую стену, на которой он создан, не так легко перенести вручную, как «Джоконду».
Мы проехали через Верону и совершили обязательное паломничество к могиле Джульетты, которую любил Ромео. И кто скажет, что эта прогулка не волнует тайные чувства всех молодых людей, влюбленных в любовь! Потом были Виченца, Падуя, где, созерцая «Историю Христа» Джотто, я ощутил, что Мария-Магдалина когда-нибудь вторгнется в мою жизнь, и наконец — Венеция.
Венеция! Мне говорили, что все это происходит наяву, а я не верил, так ошеломило меня время, проведенное в этом единственном на свете, нереальном городе. Поскольку мы не Бедекеры, и пресловутого путеводителя, слишком дорогого, у нас не было, мы каким-то сверхъестественным наитием, без подсказок разыскивали венецианские чудеса. Мои товарищи восхищались картиной Пальма Веккио в церкви, названия которой им не удалось выяснить. И как возможно было найти ее среди девяти десятков церквей Венеции? Будучи один в гондоле, я сказал лодочнику, что направляюсь к Святому Захарии, но картины там не нашел и поехал к Святой Варваре, потом заставил его проследовать к другим святым. И снова разочарование. Так как ситуация раз за разом повторялась и грозила стать вечной, гондольер, смеясь, указал мне на церковь Всех святых и заметил язвительно: «Зайдите-ка туда, там вы точно найдете своего святого!»
Я побывал в Пизе и Флоренции, но об этом расскажу подробно чуть позже.
Приблизившись к границам понтификата, мы решили добавить несколько живописных штрихов к нашей дороге и вместо того, чтобы проехать традиционным путем, которым следовали все обладатели Римской премии, через Понте Молле, древнего свидетеля поражения Максенция и торжества христианства, сели на пароходик от Ливорно до Чивита-Веккья. Это был первый переезд, перенесенный мной удовлетворительно благодаря апельсинам, которые я все время держал во рту, выжимая из них сок.
Наконец мы прибыли в Рим по железной дороге, проложенной от Чивита-Веккья до Вечного города. Наступило как раз время ужина пансионеров, но его пришлось отложить, так как, завидя нас, устроили себе развлечение: выбежали навстречу нашему экипажу, подъезжавшему по Фламиниевой дороге. Прием оказался грубоват. Импровизированный ужин начался с подшучиваний над новоприбывшими (как они говорили, «ужасными новичками»). Как музыканта, меня заставили пройти с колокольчиком, возвещающим ужин, по всем аллеям сада вокруг виллы Медичи, уже погруженным в темноту. Не заметив поворота, я упал в фонтан. Колокольчик, естественно, смолк, и пансионеры, прислушивавшиеся к его звону, в восторге от своего розыгрыша, разразились долгим хохотом, когда он перестал звучать. Они все поняли и поспешили меня выловить.
Так я уплатил первую входную пошлину на виллу Медичи. Ночью следовало ожидать новых испытаний.
Пансионерская столовая, которая со следующего дня всегда казалась мне приятным местом, тогда превратилась в настоящий бандитский притон. Слуг, щеголявших обыкновенно в зеленых императорских ливреях, переодели в монахов с мушкетами на перевязи и двумя пистолетами за поясом, с накладными, крашеными киноварью носами. Сосновый стол был залит вином и весь испачкан. Старожилы глядели свысока, что однако не помешало им в нужный момент сообщить, что, если еда здесь и проста, зато живут они в братском единении. Вдруг, после забавной артистической дискуссии, согласие нарушилось и бутылки с тарелками полетели по воздуху под оглушительные крики. По знаку одного из мнимых монахов мгновенно воцарилась тишина, и мы услышали голос одного из старейших пансионеров, Хеннера, важно провозгласивший: «Здесь всегда царит гармония!»
Хотя мы и понимали, что нас разыгрывают, я был все же озадачен. Не смея пошевелиться, я смотрел на стол, и прочел на нем имя Герольда, которое автор «Пре-о-Клер» вырезал ножом, когда сам был пансионером виллы Медичи.
5
Неточность Массне. Трапезная монастыря Санта-Мария-делле-Грацие, на стене которой написана фреска, была французским оружейным складом, а центральную секцию повредил в 1821 году неумелый реставратор, чьей задачей было снять ее со стены для переноса. —