По окончании работ я переехал в Москву к матери, которая к этому времени вернулась из Киева, заехав на обратном пути в Задонск для свидания с своею сестрой Татьяной, жившею в этом городе, и с братом Дмитрием, жившим в 25 верстах от Задонска, в с. Студенце, половина которого ему досталась после кончины брата его Николая. Вообще около Задонска у матери моей было много родных и знакомых, с которыми она виделась это время и, между прочим, с Викулиными, которые все жили в своих деревнях, находившихся недалеко от Задонска. Старший брат этих Викулиных, рожденный от первого брака А. Ф. Викулина, Семен Алексеевич, был вдов; он имел трех сыновей и трех дочерей, из которых при нем находился сын Петр, полоумный от рождения, и дочь Александра. С. А. Викулин, знавший мою мать с ее малолетства, всегда очень ее уважавший и считавший себя и свое семейство много обязанным нашему семейству, просил в это время у моей матери руки ее дочери. В надежде на свое богатство и на то, что мать моя пожелает пристроить свою старость, живя с дочерью в его богатом доме, он был уверен в согласии моей матери, но ошибся.
Мать моя, принимая в соображение, что ему было 57 лет, а сестре моей 21 год, не соглашалась, тем более, что все дети от первого брака С. А. Викулина были старше моей сестры и, как мы увидим далее, не любили отца и вообще не отличались хорошим характером.
По возвращении в Москву мать, сестра и я не могли поместиться в небольшом верхнем этаже флигеля при доме дяди моего Дмитрия, а потому наняли маленький дом близ Собачьей площадки, в котором я занял единственную комнату в антресоли. К 30 октября, дню рождения моего дяди Александра, я ездил к нему в с. Ишенки, верстах в 30 за Подольском. До этого города и обратно в Москву я ехал на своей лошадке в беговых дрожках; возвращаясь в ночь с 31 октября на 1 ноября, я видел необыкновенно огромное число падающих звезд и разные огненные явления на небе, каких уже более не видал во всю жизнь.
Сидевший сзади меня бывший мой дядька, а в это время слуга Дорофей, {о котором я говорил в I главе «Моих воспоминаний»}, большой охотник философствовать, суевер и трус, уверял, что эти явления предсказывают что-то ужасное; он поминутно оглядывался, опасаясь нападения на нас из-за валов, которые были насыпаны с обеих сторон дороги, еще не превращенной тогда в шоссе, и сделался особенно осторожен в 7 верстах от Москвы, уверяя, что здесь многие подвергались нападению и что самая деревня, в этом месте расположенная близ дороги, называвшаяся, кажется, Волконской, получила в народе название Грабилинон.
В начале декабря мать моя с сестрой уехали в с. Васильевское{508} Подольского уезда, к Александру Васильевичу Васильчикову, {о котором я уже упоминал выше}; у него было три дочери, из которых старшая Анна была очень дружна с моей сестрой. Вскоре приехал и я в с. Васильевское; был 1-й час ночи, и я, подъезжая к помещичьему дому, видел его вполне освещенным. Меня ввели в кабинет хозяина через освещенные комнаты. Между тем он извинился передо мной, что я должен был пройти в темноте, так как у него в обычае тушить все огни в полночь, и он только что получил донесение о том, что все огни потушены. Точно так же в известные часы дня приходили к нему с докладом, что весь дом осмотрен и везде все в порядке, а равно и о числе градусов на дворе. Казалось, порядок примерный, но все это был пуф; никто дома не осматривал, огней не тушил, и даже число градусов никто не поверял по термометру, а говорилось то, что на ум приходило.
Такой же порядок был и в управлении имением, над которым уже была назначена опека. А. В. Васильчиков и два его брата наследовали имение их дяди Александра Семеновича Васильчикова, которое было ему пожаловано Екатериной. Он жил не роскошно, в карты не играл и вообще не имел страстей, кроме одной страсти обменивать имевшиеся у него вещи на другие, которые он видел у кого-либо из его гостей; за бездельную вещицу он часто давал более дорогую, причем еще приплачивал деньгами, так что некоторые из имевшихся у него вещей, весьма малоценных, обошлись ему очень дорого. Этой страстью пользовались некоторые из помещиков и, в особенности, из посещавших его в деревне уездных чиновников. Конечно, не она была причиною его разорения, а беспорядок в ведении дел и совершенное неумение управлять имением. Наибольшая часть доставшегося ему имения была в Тульской губернии, а так как оно поступило в опеку, то необходимо было отыскать помещика этой губернии в опекуны. На моей двоюродной сестре баронессе Варваре Антоновне Дельвиг, {о которой я уже упоминал в I главе «Моих воспоминаний»}, был женат помещик Крапивенского уезда Никита Дмитриевич Тейлс{509}, которого мать моя предложила Васильчикову в опекуны его Тульского имения. Васильчиков хотел с ним познакомиться, и мы в нескольких экипажах отправились к нему на собственных лошадях Васильчикова; он ехал со мной в больших открытых санях, запряженных четвернею очень хороших лошадей. Подобные поездки теперь немыслимы. Мы встречали по дороге огромные обозы, которые иногда тянулись в несколько рядов. Это огромное движение к Москве меня сильно тогда поразило. Васильчиков не пропускал ни одного обоза, чтобы не спросить, откуда он идет, какому принадлежит помещику и что везет; эти вопросы были делаемы без всякой цели, и ответы если и выслушивались, то немедля забывались.
508
Усадьба Васильевское-Скурыгино основана в середине XVIII в. капралом А. С. и подпоручиком И. С. Нестеровыми, во второй половине столетия принадлежала аудитору Конного полка В. С. Васильчикову, в середине XIX в. – его сыну действ. статскому советнику А. В. Васильчикову, во второй половине столетия – сыну последнего действ. статскому советнику П. А. Васильчикову, последняя владелица до 1917 – дочь П. А. Васильчикова фрейлина Е. П. Васильчикова.
509
Тейлс (de Theyls) Никита Дмитриевич де (род. 1805) – родители: Дмитрий Андреевич де Тейлс и Евдокия Никитична де Тейлс, жена: (1) Варвара Антоновна де Тейлс (фон Дельвиг), (2) Danila де Тейлc.