Пред наступлением срока моего отпуска я пришел откланяться Мясоедову и просил его выслушать мою просьбу. Он вынул часы из кармана и сказал:
– Вот вам пять минут, но не более, говорите[69].
Я передал ему вкратце мое странное положение ехать снова на работы завода после всего происшедшего. Он, не отвечая мне ни слова, отпустил меня, но через несколько минут, узнав, что я еще в канцелярии штаба, приказал меня позвать и, переменив тон, сказал мне, что он не может помочь мне потому, что моя записка, которую он докладывал графу Толю, передана последним Девятнину, который ее держит у себя без ответа. При этом он спросил, был ли я у Девятнина, и на отрицательный мой ответ сказал: «Напрасно; советую вам пойти к Девятнину с тем, чтобы с ним проститься, но ничего не говорите о находящемся у него вашем представлении, так как вы этого не должны знать; он сам верно с вами заговорит о нем». А так как исходил срок моего отпуска, то Мясоедов дал мне десятидневную отсрочку.
На другой день я был у Девятнина, который принял меня очень благосклонно, уговаривал остаться при работах по устройству завода, уверял, что мое назначение к этим работам было сделано с тем, чтобы доставить мне возможность скорее подвигаться по службе, что Государь обращает мало внимания на работы, производящиеся по ведомству путей сообщения, а напротив, весьма интересуется работами, зависящими от Военного министерства, что я, оставляя эти работы, делаю себе большой вред по службе и неприятность Толю, который, ценя мои способности, с особым удовольствием назначил меня на Тульский оружейный завод, надеясь дать мне этим возможность скорее подвигаться на служебном поприще. Убеждения Девятнина продолжались долго; наконец, видя, что я не сдаюсь, он мне советовал пообдумать все то, что он мне говорил, и при этом хорошенько взвесить, что, оставаясь при работах завода, я сделаю угодное не только графу Толю, но и ему, а что он впоследствии может во многом быть для меня полезен и вреден, и приказал {взвесить все им мне сказанное и[70]} прийти к нему через несколько дней.
Я был так же благосклонно принят Девятниным и в другой раз, но, когда я ему объявил, что, обдумав и взвесив все обстоятельства дела, я не могу оставаться при работах завода, и просил Девятнина согласиться на мой перевод, он переменил тон и сказал, что удивляется, как я мало придал цены тому, что он говорил в предыдущее со мной свидание, что нельзя же всех назначать согласно их желаниям и что я не могу быть никуда переведен без согласия моего ближайшего начальства, у которого он об этом спросит.
Мне не оставалось более ничего, как ехать обратно. Вскоре по приезде в Москву я узнал от нашего офицера Дмитриева, бывшего адъютантом управлявшего III (Московским) округом путей сообщения полковника Гермеса, что получена из штаба корпуса путей сообщения бумага, в которой по приказанию графа Толя (чит[ай] Девятнина) спрашивается, могу ли я быть освобожден от работ завода, и сверх того еще до 10 пунктов, в которых требуются сведения о моем характере, о моей нравственности, о моем домашнем хозяйстве, об отношениях моих к начальникам, равным и подчиненным, и все это в резких выражениях. Явно было, что Девятнин хотел предоставить Шуберскому сказать обо мне что-либо нехорошее и тем охолодить доброе ко мне расположение графа Толя. Я поспешил в Тулу, чтобы передать Шуберскому настоящее положение дела о моем выходе с заводских работ и подробно рассказал ему содержание выше упомянутой бумаги из штаба в правление III округа, которое должно было вскоре ее передать ему. Шуберский ликовал и говорил, что я теперь в его руках, но я ему возразил, что он лгать на меня не будет, а правда может быть только в мою пользу. Каково же было удивление мое и Шуберского и досада последнего, когда им получена была из правления бумага, в которой просто спрашивалось, могу ли я быть уволен от работ завода, и требовалось представление моей аттестации. После моего отъезда из Москвы в правлении округа рассудили, по ходатайству Дмитриева, что нет надобности отдавать меня в когти Шуберского, человека вспыльчивого, а так как, вероятно, Шуберский, по требованию правления о моей аттестации, не даст категорически дурного ответа, то на все вопросы, изложенные в отношении штаба в правление III округа, оно может дать ответы, пользуясь моим последним кондуитным списком, который велся тогда очень подробно.
Шуберский, действительно, дал обо мне хорошую аттестацию в общих словах, а насчет увольнения меня от работ завода написал что-то весьма неясное, из чего выходило, что меня и можно, и нельзя уволить. Он надеялся этим двусмысленным ответом дать Девятнину возможность убедить Толя оставить меня в его распоряжении, а вместе с тем не хотел прямо указать, что я ему нужен, потому что я имею более его практических, по работам, сведений. Этот двусмысленный ответ не понравился Толю. Он приказал сделать за него замечание Шуберскому и 30 апреля меня от занятий по заводу освободил с назначением производителем изысканий по устройству судоходства по р. Упе{624}.
624
Река Упа – правый приток Оки, вытекает из озера у поселка Верхоупье на юго-востоке Тульской обл., течет от истоков на северо-запад, поворачивает вскоре на север и лишь перед Тулой поворачивает на северо-запад, затем на юго-запад и юго-восток, у села Крапивница сворачивает на запад и вскоре впадает в Оку на уровне 123 м. Длина реки 345 км, средний уклон 0,182 м/км.