Понятно, что, сделавшись женихом, я почти целые дни проводил у Левашовых, и бо льшую часть времени с невестою, {которая имела свою особенную комнату}. В доме Левашовых жили две гувернантки: {вышеупомянутая} француженка Крепейн и немка из Курляндии Екатерина Егоровна Радзевская{655}. Они обе вскоре меня очень полюбили. Первая была еще гувернанткою Е. Г. Левашовой и по выходе ее замуж осталась жить с нею, а потом была воспитательницей ее детей. Она была друг семейства и, по болезни Е. Г. Левашовой, заменяла ее при выездах ее дочерей. Радзевская поступила в дом Левашовых, когда младшей дочери их было 4 года, и была при ней нянькою; понятно, что она была привязана к ней более, чем к старшей. А. А. Крепейн, напротив, в виду явного предпочтения, оказываемого матерью младшей дочери, которую она сильно баловала, показывала более привязанности к старшей. Они, и в особенности Радзевская, были добрые и умные женщины. Радзевская после моей свадьбы жила у нас 14 лет до самой смерти и была второю матерью жене моей; это была женщина характера ровного, всегда снисходительная ко всем и не только горячо нас любившая, но и всех близких к нам, и в особенности сестру мою и ее детей.
Дядя Александр и я известили мою мать письмами о моем сватовстве и просили ее благословения. В ответ получил я письмо от сестры, в котором она извещала меня, что наши письма подействовали на мать чрезвычайно горестно, что мать моя не может понять, как я мог решиться на предложение, не испросив предварительно ее согласия, что это известие ее сильно расстроило и она слегла в постель. При этом сестра советовала мне немедля приехать к ним. <Конечно>, я скрыл все это от Левашовых, сказав им только, что по внезапной опасной болезни моей матери я должен немедля ехать. Конечно, Левашовы угадали причину моего отъезда, и я опасался, что если я и успею испросить прощение у моей матери, то они с своей стороны, видя нежелание моей матери на вступление мое в брак с их дочерью, могут в мое отсутствие отказать мне.
Снабженный письмом дяди Александра к моей матери, я отправился в начале февраля к Викулиным. Нечего говорить, что встреча с моей матерью была самая ужасная; {она не могла понять, как я, которого она считала послушнее других детей своих, решился на такой важный шаг в жизни, не спросив не только ее согласия, но даже совета}. Но постоянные мои мольбы, а также просьбы сестры и ее мужа, умилостивили ее; она дала свое согласие и написала к моей невесте, посылая ей легонькую золотую цепочку, очень милое письмо, а мне дала на расходы, {почти неизбежные для жениха}, 2000 руб. асс. (571 руб. 43 коп.).
Я поспешил в Москву; опасения мои насчет отказа Левашовых оказались напрасными; я был принят ими по-прежнему. Деньги, данные мне матерью для расходов по случаю моей свадьбы, были, конечно, незначительны; я же и из них не мог употребить ни копейки на этот предмет. Живя с Цуриковым, я вошел в некоторые долги, уплата которых требовалась немедленно; за меня поручился Петр Максутов, и долги были отсрочены на несколько времени. По возвращении моем в Москву я должен был их уплатить, и затем у меня не осталось ни копейки из означенных денег, так что в три месяца, когда я был женихом, я не мог подарить моей невесте самой пустой безделицы.
Левашовым было известно, что я, за исключением содержания по чину: 800 руб. асс. жалованья, 400 руб. асс. столовых и 300 руб. квартирных, а всего 1500 руб. асс. (т. е. сер. 428 руб. 57 коп.), ничего не имею, а потому они на свой счет подготовили все нужное для свадьбы и дальнейшей жизни. Положение их дел было также весьма затруднительное, {как будет мной изложено ниже}, а потому для изготовления приданого дочери они продали Смоленское имение (около 400 душ) Е. Г. Левашовой, в котором они так долго жили и где был у них прекрасный сад. Это имение никогда им не приносило {достаточно} даже для уплаты процентов в сохранную казну, в которой оно было заложено. Бо́льшая часть денег, вырученных за имение, за уплатою долга сохранной казне была употреб лена Н. В. Левашовым на приданое. Куплены были экипажи, четверка лошадей, серебро, мебель, белье и т. п., но все это покупалось нерасчетливо, как обыкновенно это делал Левашов. Остальное имение, с лишком 4000 душ, Левашов предполагал разделить поровну между своими шестью детьми. До выдела же имения он обещал давать дочери 10 тыс. руб. асс. (2857 руб. сер.) в год. Всем казалось, что состояние Левашовых очень большое и что они живут ниже своего состояния, {но далее изложу, как незначительны были их доходы и что они постоянно жили в долг}.
Невеста моя продолжала всю эту зиму брать уроки музыки и пения, прочее же ученье было прекращено, в том числе и изучение русской литературы под руководством известного впоследствии критика Виссариона Белинского, который продолжал однако же учить младшего брата моей невесты, Валерия, готовившегося в этот год поступить в университет. У невесты моей был прекрасный голос; русские песни она пела с необыкновенной приятностью и чувством; она очень любила петь при аккомпанементе на фортепиано Р. И. Лан.
655
Радзевская Екатерина Егоровна (ум. 1853) – родом из Курляндии, гувернантка и позже подруга жены и член семьи автора, прожила в семье автора ок. 14 лет.