Некоторые из работ, указанных Императором Николаем, были немедля начаты, и он, проезжая через Нижний Новгород в 1836 г., был ими очень доволен. При представлении Императору инженеров Бутурлин отозвался о них с большою похвалой, и об одном капитане – что он, кроме того что усерден, очень ученый инженер. Император на это отвечал, что ему ученых не нужно, а нужны исполнители. Все инженеры были представлены к наградам, и между прочими упомянутый капитан {на равных с другими}, к ордену Св. Владимира 4-й ст., что в то время имело большое значение, в особенности если представляемое лицо не имело других младших орденов. Государь утвердил все представление, но вычеркнул награду капитану, которого Бутурлин назвал, неизвестно почему, ученым, тогда как он был из плохих учеников в Институте путей сообщения. Бутурлин благоволил к нему, тогда как он почти постоянно бывал пьян. Впрочем, и Бутурлин был очень предан этому пороку; ему случалось, что полицейские солдаты его пьяного почти без чувств приводили домой. Вообще 11-летнее управление его губернией было самое сумасбродное, но тогда, при общем загоне, управлять было легко; все низшие терпели беспрекословно, а высшие лица, если умели им угождать, не только не удаляли подобных губернаторов, но считали их очень хорошими, и в этом числе был Бутурлин. Смысла, конечно, не было во всем том, что писал Бутурлин и на иностранных языках, а на русском к этому прибавлялась еще безграмотность. Очень сожалею, что у меня не сохранилось ни одного из его приказов и объявлений. Помню только, что многие из них, как особый курьез, ходили по рукам и в Нижнем, и в обеих столицах. В одном из объявлений к жителям города, {вполне бессмысленном и безграмотном}, Бутурлин, по случаю частых и сильных пожаров, заявлял жителям, что многие подозрительные люди ходят по улицам, чтобы делать в удобных местах поджоги, а потому поручает наблюдать за ними и замечать, кто из них куда утек {это слово помещено в объявлении}. Этим начинается довольно длинное объявление, переполненное подобными курьезами; кончается же оно тем замечанием, что многие даже богатые обыватели, как только начнется пожар в городе, посылают верховых справляться о месте пожара, и их посланные скачут взад и вперед без оглядки, так что их лошади при встрече стукаются лбами {(буквально)}, причем губернатор советовал вместо подобных рассылок всякому обывателю сидеть дома и наблюдать за безопасностью собственного жилища.
Инженеры, бывшие при работах в Нижнем, имели весьма дурную репутацию и целые дни проводили в картежной игре, а потому я ни у кого из них не был, кроме известных своею честностью [Петра Даниловича] Готмана и Стремоухова{679}. В числе же инженеров был один из моих товарищей по Институту путей сообщения, впоследствии сошедший с ума, когда он все незаконным путем нажитое при работах в Нижнем промотал, проиграл в карты и остался без всяких средств.
На стеариновом заводе моего тестя было заготовлено значительное количество свечей; он нанял в ярмарочном гостином дворе лавку для их продажи. Я каждый день проводил по нескольку часов в этой лавке, а также у известного литератора Боткина{680}, человека весьма умного и образованного, который проводил целые дни в своей огромной чайной лавке в китайском ряду ярмарочного гостиного двора. Продажа свечей, как оптом, так и пудами, шла успешно; тогда в России был только один стеариновый завод Калста в Москве, и цены на свечи были высокие (помнится, 14 руб. за пуд), так что их изготовление было очень выгодно фабриканту. Но для того чтобы изготовить значительную партию свечей, надо было, по отдаленности завода в имении моего тестя и по причине дурных путей сообщения, заготовлять годовую пропорцию сала, купоросной кислоты и других потребностей на несколько десятков тысяч руб лей. Тесть мой был уже много должен; на его имении накопились большие недоимки по уплате в сохранную казну, и он не имел кредита. Это было причиной невозможности добыть в свое время все потребное для производства стеариновых свечей, и тесть мой принужден был в следующем году закрыть завод, на устройство которого был положен довольно значительный капитал.
По окончании ярмарки мы, за исключением шурина моего Валерия, отправившегося в Москву для слушания университетского курса, поехали в имение тестя с. Богородское, Макарьевского уезда, Нижегородской губернии. Меня очень поразил своим ничтожеством и бедной обстановкою господский дом в имении, состоявшем из 3600 душ мужского пола. Он был выстроен на довольно высоком и крутом берегу р. Ветлуги, но около него не было не только сада, но деревца и огорода. Службы, которые я привык видеть при господских домах даже в незначительных имениях средней полосы России довольно большими, здесь ограничивались двумя избами, из которых в одной помещалась контора по управлению имением, а в другой господская кухня и несколько дворовых людей. Все это представляло печальный вид. Крестьянские дома были, по изобилию леса, большей частью довольно больших размеров и хорошо выстроены; крестьяне и крестьянки были одеты несколько лучше, чем в средней полосе России. Но на задворках было весьма мало заготовлено хлеба, а на некоторых и совсем его не было, так что непонятно было, чем питаются крестьяне до нового урожая. Действительно, только у крестьян, наиболее занимающихся хлебопашеством, доставало своего хлеба до февраля; остальное время они питались хлебом, который покупали в большом с. Воскресенском, принадлежавшем г-же Немчиновой{681}, в 8 верстах от с. Богородского и в недальнем расстоянии от всех прочих сорока деревень, принадлежавших Левашову; в с. Воскресенском каждое воскресенье были большие базары. Деньги на покупку хлеба и на уплату оброка крестьяне приобретали продажею выделываемых ими лесных произведений, состоявших, между прочим, из смолы и дегтя, которые добывались в лесах, принадлежавших к имению, и из рогож, мочала для которых они приобретали в казенных лесах Вятской и Казанской губерний. Но мочала приобретались только зажиточными крестьянами, которые с большою выгодою для себя раздавали их бедным для выработки из них рогож, кулей и т. п. На последних лежал огромный труд, доставлявший им только возможность кое-как пробиваться и уплачивать оброк и другие повинности. При болезни одного из членов семейства или при большом числе очень старых или малолетних в семействе, неспособных к работе, оно с каждым годом беднело и на нем насчитывались неоплатные недоимки, и это я говорю о трудолюбивых крестьянах, не предававшихся пьянству, а нерадивых и пьяниц было множество; их положение было еще хуже. Самые бедные крестьяне нанимались бурлаками на р. Волгу; этот промысел не только не доставлял их семьям способов к пропитанию, но служил к окончательному разорению и развращению крестьян, нанимавшихся в бурлаки, причем их обыкновенно обманывали, а ничтожные деньги, которые они получали на руки, были ими пропиваемы.
679
Стремоухов Владимир Петрович (ок. 1805– после 1888) – инженер-полковник; закончил Институт корпуса инженеров путей сообщения (1824), в 1834 был направлен в звании инженер-майора в Н. Новгород как известный тогда специалист-инженер для выполнения распоряжений императора Николая I по переустройству города в подчинение П. Д. Готмана. Далее работал сначала вице-директором (1865–1870) Департамента водных путей сообщения России (1865), потом директором данного ведомства (1870–1871).
680
Боткин Василий Петрович (1811–1869) – писатель, публицист, литературный критик, искусствовед, сотрудник журнала «Отечественные записки» (писал статьи об искусстве и произведениях иностранной литературы) и «Современник» («Письма об Испании»), был близок к Т. Я. Грановскому, М. А. Бакунину, В. Г. Белинскому и А. И. Герцену.
681
Немчинова Анна Николаевна – помещица села Воскресенское Макарьевского уезда Нижегородской губ. (1841–1861), где на ее средства было открыто церковно-приходское училище при храме Воскресения Словущего (1856).