Такое внезапное изменение со стороны моего тестя не могло не охладить наших отношений, и я решился немедля ехать в Москву и там стараться добывать своими трудами деньги, необходимые для жизни. В начале второй половины октября я с женой выехал из имения тестя, который нас провожал до г. Семенова с старшей своей дочерью и Толстыми, братом и сестрой; последние из Семенова поехали в имение своей матери в Княгининском уезде. Тесть мой совершил в Семенове на имя мое доверенность, которою он поручал мне выделить жене моей из его имения 1067 душ с принадлежащим к ним количеством земли и с перечислением лежащего на них долга сохранной казне, и затем возвратился с старшею дочерью в свое имение.
По приезде в Москву я немедля приступил к совершению отдельной записи на имя жены моей. Крепостные акты совершались тогда во 2-м департаменте Московской палаты гражданского суда. По наведенным мной справкам в этой палате требовалось, чтобы я представил прошение об отделе и при нем доверенность тестя и отдельную запись, написанную на гербовом листе достоинством, как помнится, с лишком в 300 руб. сер. За явку этой записи в палате требовали в пользу чиновников палаты взятку в 2500 руб. асс. (более 700 руб. сер.) и на приведение к окончанию этого дела назначили очень отдаленный срок, так как полагали необходимым послать выданную мне тестем доверенность в нижегородскую палату гражданского суда для снятия допроса с тестя моего, которым он подтвердил бы сделанное в доверенности распоряжение; при этом предварили меня, что если в представленной мной записи найдено будет что-либо написанное несообразно с законами или установленной формою, то она будет мне возвращена, и я обязан буду представить новую на гербовом листе такого же достоинства. Я не имел денег, чтобы удовлетворить всем этим требованиям 2-го департамента гражданской палаты; сверх того, отдаление на дальний срок окончания дела по совершению отдельной записи меня тревожило. Переписка между мной и тестем делалась по разным причинам с каждым письмом неприятнее, и я опасался, что он, при допросе его о подтверждении сделанного им в доверенности распоряжения, может от него отказаться или просто уничтожить данную мне доверенность. Не помню, какой благодетельный человек мне сказал, что купчие крепости и дарственные записи действительно совершаются только во 2-м департаменте палаты, но что отдельные запи си, при совершении которых не берется крепостных пошлин, могут быть совершаемы и в 1-м департаменте той же палаты. В этом департаменте сказали мне, чтобы я подал прошение об отделе с прибавлением доверенности тестя и чистого листа гербовой бумаги для написания отдельной записи; что допрашивать тестя о подтверждении сделанного им в доверенности распоряжения считается излишним; что на окончание этого дела требуется всего дней восемь, а вознаграждение чиновников палаты предоставляется моему усмотрению. При этом советовали мне представить чистый лист гербовой бумаги для отдельной записи, а самому на нем ничего не писать, потому что если я сделаю в записи ошибку, то принужден буду купить новый лист бумаги (более чем в 300 руб. сер.), а если ошибется писец палаты, то перемена листа будет стоить несколько копеек. Я подал прошение в 1-й департамент с вышеописанными приложениями и через неделю получил засвидетельствованную отдельную запись, дав чиновникам палаты 400 руб. или 500 руб. асс. (114 руб., или 143 руб. сер.), за которые они меня очень благодарили, будучи видимо довольны этим вознаграждением. Вот до какой степени была велика разница по совершению отдельных записей в двух департаментах одной палаты, помещавшихся в одном доме, и для которых, само собой разумеется, были обязательны одни законы. Таким образом, я в марте 1840 г. сделался помещиком 1067 душ крестьян мужского пола с 16 000 десятин земли; по наружности я казался богачом, а на деле нечем было жить.