Ямщичьи лошади по всей дороге от Ставрополя до Тамани очень хороши; <но> в особенности превосходно возили в области черноморских казаков. На протяжении дороги от плавней до Тамани я был поражен необыкновенным числом птиц, которые летали огромными стадами. Такого огромного числа птиц я нигде в других местах не видал; из них некоторые были очень большие: орлы, драхвы, пеликаны и другие; ехавший со мной слуга Сергей, старший сын моего дядьки Дорофея, {о котором я упоминал в I главе «Моих воспоминаний»}, был большой трус. Он, выезжая из Ставрополя, вооружился заряженными ружьями и пистолетами, саблею и кинжалом, но когда он вздумал было стрелять птиц, то оказалось, что все его заряды отсырели.
Пролив между Таманью и Керчью я переплыл в казенной перевозной лодке; вид Керчи с моря очень живописен. По приезде в Керчь оказалось, что позабыли взять шпагу, без которой я не мог явиться к Раевскому. Меня ссудил шпагою Генерального штаба полковник Григорий Иванович Филипсон{724} (впоследствии <генерал-лейтенант и> сенатор), который заведовал управлением Черноморской береговой линии на правах начальника штаба. Мне приходило в голову, {думая о Филипсоне}, что почти везде начальствующие лица из немцев, а когда изберут русского, то в помощники ему придадут все-таки немца. Оказалось, что Филипсон такой же немец, как я, и, когда мы с ним очень близко сошлись, он мне говорил, что, получив извещение о моем назначении для осмотра местности у Варениковой пристани, часто думал[77] о том, что из нескольких сотен инженеров путей сообщения не могли выбрать русского, а прислали немца.
Генерал Раевский принял меня лежа в постели, покрытый одеялом, хотя было уже около полудня. Близкий человек к покойному Пушкину, хороший знакомый моего тестя и тещи, брат жены{725} очень любившего меня [Михаила Федоровича] Орлова и, сверх того, получивший обо мне {вышеприведенную} рекомендацию графа Толя, Раевский, конечно, принял меня весьма любезно. Он с насмешкою любовался моими эполетами и шарфом, находил, что они очень блестящи, но что он совсем забыл об их существовании (офицеры Черноморской береговой линии большей частью не надевали эполет). Раевский говорил {со мною} по-французски; {содержание нашего разговора было приблизительно следующее. Он приписывал парадный наряд, в котором я ему представился, тому}, что я был в Ставрополе, тогда как правильнее было бы мне приехать к нему прямо и от него получить нужные сведения, что это было бы и согласнее с мнением военного министра. Я отозвался, что я поехал в Ставрополь, исполняя данное мне предписание, которое и ему было известно. Далее он мне сказал: «Итак, вы были в Ставрополе и видели статую командора». Я отвечал, что не видал никакой статуи в Ставрополе, но он утверждал, что почти все военные, проезжающие через Ставрополь, видят эту статую, а тем более лицо, получившее столь важное поручение. Я, конечно, понимал, что он говорил о генерале Граббе, но не показал вида, что понимаю. Затем Раевский объяснил мне о необходимости скорейшего покорения черкесов на Восточном берегу Черного моря, к чему покорение земли одного из их племен, натухайского, было бы первым шагом, что по покорении черкесов прочие горцы, не имея более сообщения ни с Турцией, ни с поддерживавшими их западными державами, могут быть легче покорены, что в случае войны нам весьма важно владеть Восточным берегом Черного моря, чтобы воюющие с нами державы не могли возбудить против нас горские племена, {обитающие} на этом берегу, а за ними и все прочие.
Раевский сказал мне, что осмотр местности у Варениковой пристани был уже неоднократно производим офицерами Генерального штаба и инженером путей сообщения Адеркасомн, командированными по распоряжению Головина. Все они, в угождение своему начальству, доносили, что устройство в этом месте переправы невозможно, <a> что Адеркас даже не нашел этой местности и вообразил, что Раевский хочет устроить переправу через Черное море. Раевский соглашался, что устройство такой переправы действительно невозможно, но <что> он не виноват, что присылают для осмотра инженера путей сообщения, который не умеет отличить реки от моря. Все это Раевский изложил в официальном предписании, данном им мне по поводу возложенного на меня поручения.
724
Филипсон Григорий Иванович (1809–1883) – генерал от инфантерии (1880), окончил Воен. академию Генерального штаба, служил в Отдельном Кавказском корпусе, штабе войск Кавказской линии и Черномории, участвовал в воен. действиях в Закубанье и на Черноморском побережье во время Крымской войны, атаман Черноморского казачьего войска (1855–1860), сенатор (1861). Написал книгу «Воспоминания» о событиях Кавказской войны.
725
Раевская (в браке Орлова) Екатерина Николаевна (1797–1885) – жена декабриста генерала, командующего Кишиневской дивизией Михаила Федоровича Орлова (1788–1842). К ней с большим уважением относился А. С. Пушкин. Многие вспоминали о ней как о спокойной, добродетельной, сдержанной женщине, исполненной собственного достоинства. Родители: Николай Николаевич Раевский (1771–1829) и Софья Алексеевна Константинова (1769–1844).