{Полагаю, что нечего приводить деланных Шульцем выводов и передавать другие его проекты. Достаточно приведенного для получения понятия о Шульце.} Он вскоре утомился и заснул; я же не мог заснуть, и каждый шорох камыша заставлял меня поворачивать голову. Пластуны же продолжали свое обозрение местности далее, и я не мог надивиться их способности ходить по камышам без малейшего шума. С восходом луны я разбудил Шульца, и мы отправились по камышам на более возвышенную местность, где было пахотное поле, с которой были видны разбросанные сакли черкесов. Я заметил все, что мне было нужно для составления проекта сообщения от Кубани до означенного возвышения, и утром мы вернулись на правый берег Кубани; бывшие с нами пластуны успели утащить из горских саклей топоры и еще какие-то вещи, не представлявшие никакой ценности.
В этот же день я поехал в Ставрополь, где в ожидании удобного пути для переезда с женой в Керчь занимался составлением проекта устройства земляной насыпи и деревянных мостов у предполагаемой через Кубань переправы, которая должна была состоять из парома значительных размеров. {Лица, которых я посещал и посещавшие меня с женой, были те же, как и в первые мои приезды в Ставрополь.}
Во второй половине марта, купив очень поместительный тарантас с колясочным кузовом, я с женой поехали в Керчь. Проезжая по земле кубанских казаков, мы услыхали пушечные выстрелы за Кубанью и вскоре повстречали верховых казаков с чем-то перекинутым через седла, со всех сторон завернутым. Это были убитые в стычке, происходившей невдалеке, между нашими войсками и черкесами; я же уверил жену, что это везли провиант и фураж. Вскоре встретились с нами несколько фур, наполненных обвязанными и перевязанными ранеными с кровавыми пятнами. Несмотря на это положение, они, встречаясь со мной, снимали фуражки, как это было тогда установлено для нижних чинов при встрече их с офицерами. В казачьих станицах, через которые мы проезжали, хоронили убитых в означенной стычке. Перед Екатеринодаром мы остановились на ночлег на почтовой станции, от которой в расстоянии одной версты, на другом берегу Кубани, видны были огни, разведенные черкесами. Погода была хорошая, давно не было дождей, и мы без затруднения проехали через г. Екатеринодар, где в дождливое время экипажи и менее грузные, чем наш тарантас, тонули в грязи, и так как их нельзя было вытянуть из грязи несколькими парами волов, то их покидали до просушки. Также без затруднений мы проехали днем вышеописанные мной плавни. Через Керченский пролив переехали мы в баркасе, на который поставили тарантас. Я говорил уже о том, что жена моя очень боялась воды, но здесь надо было покориться необходимости. В Керчи мы наняли верхний этаж в одном из лучших домов Кобазова, между которым и Керченским заливом лежали, так же как и перед многими другими домами, кучи рыбы. Они были так велики, что бедные люди брали из них бесплатно по десятку мелких рыб, и на это никто не обращал внимания.
У нас вскоре по нашем приезде в Керчь были Раевский, князь Херхеулидзев, [Николай Иванович] Лорер и [Николай Васильевич] Мейер. Филипсон дичился женщин и потому ни разу не был у жены моей. Она же хотя была также очень дика, но по настояниям Раевского познакомилась с его женой, которая по своему уму и образованию ей понравилась до того, что она в один день была у Раевского два раза, но впоследствии они видались не очень часто; холодность Раевской оттолкнула {от нее} жену мою.