Вообще все мои распоряжения, а также состоявшего при мне военного инженерного кондуктора, исполнялись беспрекословно.
Когда оставались только плотничные работы, производившиеся наемными вольными плотниками, и небольшие поделки по земляным насыпям, Завадовский просил моего согласия отпустить отряд дней на двадцать для косьбы сена и других хозяйственных работ с тем, что отряд по истечении этого времени снова соберется для совершенного окончания земляных насыпей. Я согласился на просьбу Завадовского, за что меня благословляло все Черноморское казачье войско. Если бы не было сделано этого распоряжения, то казаки рабочего отряда и их семейства не имели бы целый год никаких средств к жизни. На время отсутствия отряда Завадовский назначил к работам сотню казаков под начальством зауряд-есаула (зауряд-ротмистра). Офицерские чины зауряд, до есаула включительно, давались в казачьих войсках наказными атаманами по причине недостатка офицеров из дворян. Офицеры же, производимые зауряд, никакими сословными правами не пользовались.
По распущении рабочего отряда я переехал в Темрюк, где в это время жила жена моя. Она во второй половине мая приехала в Керчь, куда я ездил за нею, чтобы перевезти ее в Темрюк, в 26 верстах от Андреевского поста, так что я во время производства работ мог с нею видеться по праздничным дням. С женой приехали Е. Е. Радзевская и мой шурин Анатолий{803}, который, равно как и брат его Николай{804}, не кончив курса в Московском дворянском институте, вышел из него; первый приехал с моей женой для поступления юнкером в один из полков на Кавказе, а второй впоследствии поступил юнкером в драгунский полк, стоявший в Курске.
Мы переехали из Керчи в Тамань на военном ботике «Часовой», командир которого пригласил двух молодых дам прогуляться до Тамани, так как, доставив нас, он должен был немедля вернуться в Керчь. Недолго он любезничал с этими дамами: сильным боковым ветром очень накренило ботик; дамам, испуганным этим положением ботика и страдавшим морскою болезнью, было не до любезностей, а между тем им предстояло еще обратное путешествие.
В Темрюке был нам отведен один из лучших домов, в котором, впрочем, полы были земляные; кажется, тогда во всем Темрюке был только один дом с деревянными полами, принадлежавший А. Л. Посполитаки. В отведенном нам доме было пять комнат, из коих две в переднем фасе были заняты: маленькая нашей спальней, а побольше кабинетом жены, служившим и гостиной, и три в заднем фасе; в боковых жили: в одной Е. Е. Радзевская и служанка жены, а в другой шурин мой Анатолий; между этими комнатами была передняя. Кухня была в особом строении, в котором помещались двое слуг и повар. Вначале повар очень затруднялся приобретением провизии; казаки, привыкнув к тому, что их офицеры отбирают у них все даром, ничего не хотели продавать, но когда, наконец, удостоверились, что повар за все платит наличными деньгами, то сами втихомолку к нему приносили разную провизию, опасаясь только, чтобы ее не отобрали их офицеры. После этого, за исключением говядины, у нас не было недостатка в провизии и, между прочим, в фазанах и разной дичи; говядину же я возил в Темрюк только по приходе отряда на левый берег р. Кубани; в этом отряде нижним чинам пехотных полков полагалась мясная порция.
Нельзя в коротких словах описать всех злоупотреблений, которые дозволяли себе офицеры, и в особенности высшие чины в Черноморском казачьем войске. Командиры полков, которых по очереди располагали на кордонной линии против горцев, заставляли казаков {командуемых ими полков} работать в свою пользу, оставляя посты против горцев почти пустыми. В Андреевском посту, считавшемся одним из очень опасных, где должны были находиться до 200 казаков, оставалось всего человек 5, прочие все работали в поле для полкового командира А. Л. Посполитаки. Впрочем, этот господин, пользуясь расположением Завадовского, грабил не только казаков своего полка, но и посторонних и даже проходящих. Если же кто-либо, {хотя бы из последних}, позволял себе сказать слово против Посполитаки, то он приказывал такового бесчеловечно сечь в своем присутствии. Посполитаки держал на аренде, между прочим, рыбные ловли; рабочие при этих ловлях получали известную долю из дохода с ловли, но обязаны были все без исключения покупать из лавок, принадлежащих Посполитаки, по чрезвычайно высоким ценам, так что после каждого расчета рабочие люди оставались у него в большом долгу. Они знали, что их жалобы будут не только бесполезны, но даже вредны для них, тем более что они почти все были беспаспортные. {Вообще, казачьи офицеры позволяли себе грабить простых казаков, отличаясь от них только сословными правами, а не образованием.} Впрочем, из так называемых чиновничьих семейств многие были очень бедны; стекла в нашем доме мыла дочь какого-то казачьего офицера, и вообще жены и дочери многих казачьих офицеров исполняли самые грязные работы.
803
Левашов Анатолий Николаевич (1824–1853) – учился в Моск. дворянском институте; жена: Элеонора Минина; сын: Александр.
804
Левашов Николай Николаевич (1825–1887) – учился в Моск. дворянском институте, поручик, служил юнкером в одном из драгунских полков, стоявших в Курске.