Впоследствии я у нее бывал в 1831 и 1832 гг., когда она была в связи с Флоранскимн, о котором говорили, что он незаконнорожденный сын Баратынского, одного из дядей поэта.
В ее старости я ее встречал в 60-х гг. в Петербурге у Николая Николаевича Тютчева{317} и в последний раз в декабре 1868 г. в Киеве, где она жила со вторым мужем, уволенным от службы учителем гимназии, Виноградским{318}, в большой бедности. Теперь (1872 г.) они живут в Лубнах.
В эту же зиму начал ездить к Дельвигам Орест Михайлович Сомов. Живя до 14-го декабря 1825 г. в одном доме с Рылеевым и на одной квартире с Александром Бестужевым, он был знаком с Дельвигом и прежде. Но их разлучила в 1825 г. небольшая размолвка Дельвига с Рылеевым и Бестужевым по вышеупомянутому мной случаю. Выпущенный в начале 1826 г. из крепости и лишившись места секретаря Российско-американской компании, жалованьем которого он жил, а вместе с тем и почти всего своего движимого имущества, Сомов не знал, что ему предпринять, тем более что считал обязанностью поддерживать любовницу Александра Бестужева, на которой лет через пять женился.
Сомов никогда не служил в государственной службе и не имел чина, за что в знаменитом стихотворении Воейкова «Сумасшедшем доме»{319} назван «безмундирным». Тогда было чрезвычайной редкостью, чтобы образованный дворянин не служил. После содержания в Петропавловской крепости, конечно, он и не нашел бы нигде казенной службы. Во всяком случае, не имея чина, жалованье на этой службе он мог бы получать самое ничтожное. Он уже был известен, под псевдонимом Порфирия Байского, многими повестями, написанными хорошим слогом и с некоторым талантом (например, повесть под заглавием «Гайдамаки»), а потому решился заниматься исключительно литературой. Сочинением повестей, конечно, не мог он содержать себя, и единственным путем в то время для приобретения денег в литературе было поступление на службу к Николаю Ивановичу Гречу{320} и Фаддею Венедиктовичу Булгарину, издававшим газету «Северную пчелу» и два журнала: «Сын Отечества» и «Северный архив». Последние два впоследствии слились в один журнал.
В этих журнале и газете помещались разные нападки на Пушкина и поэтов, его последователей, и между прочим в первом была помещена длинная прескучная повесть под заглавием: «Мортирин и Барон Шнапс фон-Габенихтс»{321}; под этими именами подразумевались Пушкин и барон Дельвиг. Греч и Булгарин приняли Сомова в сотрудники, как человека им весьма полезного, но зная, до какой степени он находился в нужде, обходились с ним весьма дурно и даже обсчитывали. Наконец терпение Сомова лопнуло и он, оставив лагерь Греча и Булгарина, обратился к Дельвигу, от которого при малой его литературной деятельности, конечно, не мог предвидеть получения большого содержания, но был уверен в лучшем с ним обращении.
Булгарин был тогда всеми признан за шпиона, агента III отделения Собственной канцелярии; Греч часто говаривал, что Булгарин ему необходим по общей их литературной деятельности, и уверял, что к несчастью, связавшись с таким подлым человеком (что будто бы его весьма тяготит), он не может с ним расстаться. Но этим уверениям придавали мало веры, и все считали Греча также агентом III отделения, но в несколько высшей сфере, чем Булгарина{322}.
Сомов, в лагере Греча и Булгарина, а прежде в лагере Измайлова, писал эпиграммы и статьи против Дельвига, и потому появление его, {так долго жившего в обществе шпионов литераторов}, в обществе Дельвига было очень неприятно встречено этим обществом. Наружность Сомова была также не в его пользу; вообще постоянно чего-то опасающийся, с красными, точно заплаканными глазами, он не внушал доверия. Он не понравился и жене Дельвига. Пушкин выговаривал Дельвигу, что тот приблизил к себе такого неблагонадежного и мало способного человека. Плетнев и все молодые литераторы были того же мнения.
Между тем все ошибались на счет Сомова; он был самый добродушный человек, всею душою предавшийся Дельвигу и всему его кружку и весьма для него полезный в издании альманаха «Северные цветы» и впоследствии «Литературной газеты». Дельвиг не мог бы сам издавать «Северных цветов», что прежде исполнялось книгопродавцем Слёниным, а тем менее «Литературную газету». Вскоре однако же все переменили мнение о Сомове; он сделался ежедневным посетителем Дельвига или за обедом, или по вечерам. Жена Дельвига и все его общество очень полюбили Сомова; только Пушкин продолжал обращаться с ним с некоторою надменностью.
317
Тютчев Николай Николаевич (1815–1878) – тайный советник, чиновник Департамента податей и сборов Министерства финансов, переводчик, приятель В. Г. Белинского и автор воспоминаний о нем («Мое знакомство с В. Г. Белинским»). Родители: Николай Николаевич Тютчев и Екатерина Алексеевна Воронец; жена: Александра Петровна Тютчева (де Додт); дочь Ольга.
318
Марков-Виноградский Александр Васильевич (1820–1879) – коллежский асессор, троюродный брат А. П. Керн, учился в 1-м Петерб. кадетском корпусе, заседатель в Сосницком уездном суде, домашний учитель в семье князя С. Д. Долгорукова, столоначальник в Департаменте уделов.
319
Ошибка А. И. Дельвига: это определение принадлежит Е. А. Баратынскому:
320
Греч (von Gretsch) Николай Иванович (1787–1867) – получил домашнее образование, затем учился в юридическом училище при Сенате, главном Педагогическом училище. В 1806–1815 – секретарь Петерб. цензурного комитета. В 1812 начал издавать журнал «Сын Отечества». Член-корр. Академии наук.
321
Пародийные имена сочинялись: Н. А. Полевым, журн. «Благонамеренный», И. И. Панаевым, журн. «Сын отечества», Г. Р. Державиным, «арзамасцами», А. П. Сумароковым, А. А. Шаховским. У Антона Дельвига были следующие имена: барон фон Шнапс-Габенихтс, Зевесов Аполлон, Ротозеев Яков, Санрем-Санрезонов, Сурков, Феокритов. У Пушкина: Бессмыслин, Бессмыслов, Африка, Желтодомов, Мортирин, Мотыльков Ф. Ф., Низкопоклонников Ф., Обезьянинов, Пищалкин Фома, Пустоцветов, Ряпушкин.
322
Скорее всего, Булгарин не был ни штатным сотрудником, ни платным агентом III отделения, а скорее экспертом, и готовил ряд докладных записок на такие темы, как политика в сфере книгопечатания, цензура, распространение социалистических идей в России, взгляды выпускников Имп. Царскосельского лицея и членов «Арзамаса», роль «австрийской интриги» в подготовке декабристского восстания и т. п. При этом он давал общую характеристику проблемы, не упоминая конкретных имен либо характеризуя их со стороны обществ. положения, образования, интеллекта, но не оценивая полит. убеждений лиц и их отношения к правительству. Был связан с III отделением через свою газету «Северная пчела». Греч же был, по-видимому, добровольным агентом III отделения и выполнял, например, задания по отысканию новых агентов.