Выбрать главу

Известие автора о самом себе вовсе не занимательно, по крайней мере для иностранных читателей, кроме того, что обнаруживает благодарность автора к образователям его ума. Мы узнаем только, что автор воспитывался в первом кадетском корпусе в Петербурге; после вступил в военную службу, участвовал в походе 1806–1807 гг. против Наполеона, быв тогда уланским корнетом, и в финляндском походе 1809 г. под начальством Барклая де Толли{386}; далее по необыкновенному случаю (неизвестно по какому) – принужден был оставить воен ную службу (неизвестно в каком положении) и приняться за перо; при чем известный литератор г. Греч помогал ему в русском языке, от которого он отвык, учась (?) иностранным языкам во время своего продолжительного пребывания за границей, и наконец соединил с журналом Греча свой прежний «Северный архив»ин.

Впоследствии Булгарин сам писал и печатал, что он перешел после 1809 г. во французскую военную службу, конечно, без разрешения русского правительства и получил орден почетного легиона.

Вот еще эпиграмма, приписываемая также Пушкину и напечатанная в «Литературной газете», а принадлежащая, кажется, Сомову:

Весь свет уверить хочешь,Что с Чацким был ты всех дружней,Ах ты бесстыдник, ах злодей,Ты и живых бранишь людей,Да и покойников порочишь{387}.

Бо́льшую часть эпиграмм я пишу на память, а потому, может быть, в них есть и неверности. Хотя я помню еще много эпиграмм на Булгарина, написанных в это время, но не буду приводить их здесь; oграничусь только строфами из «Сумасшедшего дома» Воейкова, в это же время написанными на Греча и на Булгарина.

Книгопродавец Смирдин, переводя свой магазин в новое помещение, пригласил к обеду на новоселье до 120 человек. Между ними были Крылов, Жуковский, Плетнев, Сомов, Воейков, Греч, Булгарин. Дельвига в это время уже не было в живых. В конце обеда, когда порядком выпили, некоторые из гостей потребовали, чтобы Воейков прочитал строфы, написанные им в последнее время в дополнение к весьма знаменитому тогда его стихотворению: «Сумасшедший дом»; {в нем он осмеивал многих из тогдашних литераторов, которых он посещал в разных камерах осмат риваемого им сумасшедшего дома}. Воейков, сидевший против Греча и Булгарина, долго отказывался, но наконец согласился и прочел следующее:

Тут кто? Греч, нахал в натуре,Из чужих лохмотьев сшит,Он цыган в литературе,А в торговле книжный жид.Вспоминая о прошедшем,Все дивлюся я тому,Да зачем он в сумасшедшем,Не в смирительном дому?{388}
Тут кто? Гречева собакаУвязалась как-то с ним,То Булгарин забияка,С рылом мосичьим своим{389}.Но на чем же он помешан?Совесть ум убила в нем;Все боится быть повешенИли высечен кнутом{390}.

На этом Воейков остановился; когда говорили ему, что есть еще несколько стихов о Булгарине, он уверял противное, но наконец согласился исполнить общее требование и прочел следующие стихи:

Сабля в петле, а французскийКрест зачем же он забыл?Ведь его он кровью русскойИ предательством купил{391}.

Как нарочно в этот день Булгарин в петлице фрака имел Анненскую саблю, а французского креста на нем не было.

Последние стихи, прочтенные Воейковым, были про Полевого:

Он благороден, как Булгарин,Он бескорыстен так, как Греч{392}.

Эта сцена разнеслась по городу и дошла до Императора, который был ею недоволен, что, как говорили, и выразил Жуковскому.

Еще в 1829 г. во многих журналах стихотворения Пушкина подвергались брани, а в некоторых задевали и личность автора, но в 1830 г., с появлением «Литературной газеты», брань сделалась еще ожесточеннее. Конечно, вместе с Пушкиным такому же ожесточенному преследованию журналистов подвергались Дельвиг и некоторые из сотрудников «Литературной газеты». Писались целые статьи о Ряпушкине, Африкане, Желтодомове, Фоме Пищалине, Мартирине, Бароне фон Габенихтс, Лентяеве; под этими именами подразумевались Пушкин и Дельвиг. {Также нападали в журналах на Баратынского и других сотрудников «Литературной газеты».}

Но ничто так не возбудило общего нападения на Дельвига, как одно выражение, употребленное Иваном Васильевичем Киреевским{393} в его обозрении русской словесности за 1829 г., помещенном в альманахе «Денница на 1830 г.». Выписываем из этого обозрения несколько строк.

вернуться

386

Барклай-де-Толли Михаил Богданович, кн. (Barclay de Tolly Michael Andreas) (1761–1818) – полководец, член Гос. Совета (1810), воен. министр (1810–1812), главнокомандующий 1-й Западной армией в начале Отечественной войны 1812 г., генерал-фельдмаршал (с 1814).

вернуться

387

Литературная газета. 1830. № 53 (18 сент.). Автором этой эпиграммы был или П. А. Вяземский, или О. М. Сомов.

вернуться

388

Воейков А. Ф. Дом сумасшедших (1814–1830) // Поэты 1790–1810-х гг. Л.: Сов. писатель, 1971. (Библиотека поэта; Большая серия). С. 292–302. Строфа 32 приведена почти без искажений.

вернуться

389

Там же. Строфа 33, первая половина:

Тут кто? – «Плу́това собакаЗабежала вместе с ним».Так, Флюгарин-забиякаС рыльцем мосичьим своим…
вернуться

390

Там же. Строфа 34, вторая половина:

– «Да на чем он стал помешан?»– Совесть ум свихнула в нем:Всё боится быть повешенИли высечен кнутом!
вернуться

391

Там же. Строфа 33, вторая половина:

С саблей в петле… «А французскойКрест ужель надеть забыл?Ведь его ты кровью русскойИ предательством купил!»
вернуться

392

Там же. Строфа 41, конец. Впервые напечатано в 1857. Цитируется неточно.

…Благороден, как Булгарин,Бескорыстен так, как Греч.
вернуться

393

Киреевский Иван Васильевич (1806–1856) – литературный критик, публицист, философ, один из основоположников славянофильства, издавал журнала «Европеец» (1832).