Выбрать главу

<Стихотворения эти написаны были по тому случаю, что>, когда в первый раз посетила Москву холера, уносившая ежедневно большое число жертв и наведшая страх почти на всех, Государь немедля отправился в Москву для ободрения народа и наблюдения за принятыми мерами к пользованию заболевающих и ее скорейшему прекращению. Дельвиг восхищался этим бесстрашием Государя и очень рад был, когда получил означенные два стихотворения, которые поспешил напечатать. Привожу оба эти стихотворения, первое под заглавием Утешитель, а второе Царь-Отец.

Утешитель{406}

Москва уныла; смерти страхПрестольный град опустошает.Но кто в нее, взывая прах,Навстречу ужаса влетает?Петров потомок, Царь, как ОнБесстрашный духом, скорбный сердцемЛетит, услыша русских стон,Венчаться душ их самодержцем.
Москва

Царь-Отец{407}

Раздался ль гром войны в предгории Балкана,Кого встречаем мы средь русских знамен стана?Под Шумлой – в зареве огней,Под Варной, посреди морей?Не из дворцов Невы роскошнойПредводит Кесарь-ПолунощныйСвоих воинственных сынов;Он грудью встал против врагов.Развился ль язвы бич над древнею Москвою, —Кого встречает там с надеждою святоюНарод признательный, и в умиленьи зрит?Се Царь-Отец к нему отрадою спешит.
С.-Петербург. 16-го октября

{Грубое обращение Бенкендорфа с Дельвигом и постоянное преследование его и его друзей покажется еще тем менее понятным, что в публике вообще считался Бенкендорф за доброго и образованного человека и что он принадлежал к тому же слою общества, к которому принадлежали означенные преследуемые им лица.

Но ведь доброта вещь относительная, говорили про Бенкендорфа, что он добрый, сравнивая его, конечно, с Аракчеевым; но с другой стороны он, не имея ни усердия, ни ума последнего, был в постоянной зависимости от своих подчиненных, чему еще далее в «Моих воспоминаниях» будет представлен разительный пример. О степени его образования я ничего не могу сказать, но если он не разделял мнения многих русских государственных людей того времени, что образование пригодно только для высшего класса, то, немецкий уроженец наших Остзейских губерний, наверно, считал не нужным образовать русский народ, созданный, по понятию немцев, для того, чтобы быть управляемым ими. Вдруг оказывается кружок литераторов, в котором говорят преимущественно по-русски, который полагает возможною к достижению целью поставить русских на один уровень с другими европейскими народами, даже с немцами. Бенкендорф, конечно, не занимался русскою литературою и в Пушкине и плеяде окружавших его литераторов он видел что-то новое, не соответствующее, по его мнению, самодержавному правлению. На это могут возразить, что Пушкин, Дельвиг и их общество не были же первые и единственные литераторы в России, отчего же преследование Бенкендорфа тяготело более на них, чем на других? Конечно, были литераторы и до них, и в их время и также в высших слоях общества, но все эти литераторы высшего общества, при неотъемлемых литературных дарованиях, вместе с тем были или чиновники, желавшие повышений, или лица, состоявшие при дворе. Назову только некоторых из них, живших в нашем столетии: Державин, Дмитриев, Карамзин, Жуковский. Другой разряд литераторов казался не вредным по малому влиянию своему на общество частию по незначительности лиц его составлявших, частию потому что некоторые из них были пьяницы. Наконец, последний разряд литераторов, к счастию малочисленный, был, как мы видели выше, употребляем Бенкендорфом для шпионства и потому был ему полезен. Кружок же литераторов, – не искавших ни чинов, ни орденов, ни повышений на службе, позволявший себе считать русского человека не ниже немца и надеявшийся своим примером с каждым годом увеличивать число людей одинаково с ним мыслящих, а своими литературными трудами споспешествовать образованию русского народа, – не мог, по понятиям Бенкендорфа, не быть вредным до того, что необходимо было искоренить его в самом начале ссылкою, как он выразился, в Сибирь Пушкина, Вяземского и Дельвига; последний в особенности должен был быть неприятен Бенкендорфу, так как ему было известно, что Дельвиг служил звеном, связывавшим весь этот кружок и тем более что будучи немецкого происхождения, не должен был до такой степени обрусеть, чтобы заботится только о русском обществе и народе, изменить чрез это своей великой национальности.}

вернуться

406

14 окт. 1830 г. М. Я. фон Фок доносил своему шефу Бенкендорфу из Петербурга (перевод с фр.): «В „Литературной Газете“ [№ 58, от 13 октября 1830 г., стр. 175] было напечатано прелестное стихотворение на императора, должно быть – Пушкина или Баратынского. Оно подписано: Москва, но что́ замечательно, эти стихи являются первою похвалою, которую сие общество молодых людей напечатало в знак внимания к императору». Полный текст напечатан в книге: Николай Первый. Рыцарь самодержавия / Сост., вступит. ст. и коммент. Б. Тарасова. М.: OЛMA Медиа Групп, 2007. С. 345.

вернуться

407

Стихотворение «Царь-Отец» было напечатано в «Литературной газете», № 60 от 23 октября 1830 г., с. 191 (подпись Н. К.).