Когда в этот день Дельвигу сделалось хуже, послали за его доктором Саломоном{414}, а я поехал за лейб-медиком Арендтом. Доктора эти приехали вечером, нашли Дельвига в гнилой горячке и подающим мало надежды к выздоровлению. Слушая в это время курс в Институте инженеров путей сообщения, я должен был ежедневно там бывать от восьми час. утра до двух пополудни и от пяти до половины восьмого вечером, так что я мог оставаться при больном Дельвиге только между тремя и пятью час. дня и по вечерам. 14 января, придя по обыкновению в 8 часов вечера к Дельвигу, я узнал, что он за минуту перед тем скончался{415}. Не буду описывать того, до какой степени был я поражен этой смертью, явлением для меня тогда новым, нисколько не ожиданным, – равно страшной скорби его жены и всех знавших его близко{416}, {которые были преданы ему всей душою и понимали, как велика была потеря человека добродушного и служившего связью как для известного благороднейшего кружка литераторов, друга талантливейших из них и поощрителя менее талантливых и вообще начинающих, так и для лицеистов, к какому бы слою общества они ни принадлежали. И те, и другие понимали, что их кружки, по неимению средоточия, распадутся}. 17 января в день именин Дельвига были его похороны{417}. Встречавшиеся, узнав, кого хоронят, очень сожалели о потере сочинителя песен, которые были тогда очень распространены в публике. Тело Дельвига похоронено на Волковском кладбище; на преждевременной его могиле был в ту же весну поставлен его вдовою памятник.
Боясь, что смерть Дельвига убьет его мать и желая ее хотя несколько к этому подготовить, просили Булгарина, чтобы он в первом выходящем номере издаваемой им «Северной пчелы» не извещал о смерти Дельвига, но Булгарин не исполнил этой просьбы.
Таким образом мать Дельвига узнала о его смерти из «Северной пчелы». Она надеялась, что в этом извещении говорилось не об ее сыне, основываясь на том, что в извещении Дельвиг был назван надворным советником, а его семейство не знало о производстве его в этот чин. Она полагала, что умер кто-либо другой, хотя в извещении Дельвиг был назван известным нашим поэтом. Тогда не было ни железных дорог, ни телеграфов, и потому известие о смерти Дельвига могло быть получено в деревне Чернского уезда Тульской губернии, где жила его мать, гораздо позже 17 января, дня его именин. В этот день в церкви ошибкой поминали не за здравие, а за упокой души барона Антона, что сильно встревожило мать и сестер Дельвига, от которых я это слышал. Я не упомянул бы об этой легко объясняемой ошибке, если бы в жизни Дельвига не происходило постоянно многого кажущегося чудным. Дельвиг, весьма болезненный, со дня рождения вовсе не говорил до четвертого года. Он заговорил в Чудовом монастыре{418}, приложившись к мощам Алексия митрополита. С тех пор воображение Дельвига сильно развивалось на счет умственных способностей, развивавшихся весьма медленно. Он сделался рассказчиком и пяти лет от роду рассказывал очень ясно о каком-то чудесном видении. Это и после повторялось. Пушкин, объясняя, что в Лицее память у Дельвига была тупа, понятия ленивы, но заметна была живость воображения, присовокупляет:
Однажды вздумалось ему (Дельвигу) рассказать нескольким из своих товарищей поход 1807 г., выдавая себя за очевидца тогдашних происшествий. Его повествование было так живо и правдоподобно и так сильно подействовало на воображение молодых слушателей, что несколько дней около него собирался кружок любопытных, требовавших новых подробностей о походе. Слух о том дошел до нашего директора В. Ф. Малиновского, который захотел услышать от самого Дельвига рассказ о его приключениях. Дельвиг постыдился признаться во лжи столь же невинной, как и замысловатой, и решился ее поддержать, что и сделал с удивительным успехом, так что никто из нас не сомневался в истине его рассказов, покамест он сам не признался в своем вымысле. В детях, одаренных игривостью ума, склонность ко лжи не мешает искренности и прямодушию. Дельвиг, рассказывающий о таинственных своих видениях и о мнимых опасностях, которым будто бы подвергался в обозе отца своего, никогда не лгал в оправдание какой-нибудь вины, для избежания выговора или наказания{419}.
413
414
Саломон Христиан Христианович (1796–1851) – доктор медицины, проф., академик (с 1839 г.), автор «Руководства к оперативной хирургии» и других крупных научных работ. Он был одним из медиков (также И. В. Буяльский, Е. И. Андреевский, В. И. Даль, лейб-медик Н. Ф. Арендт и домашний доктор семьи Пушкиных И. Т. Спасский), лечивших раненого Пушкина (тогда возглавлял кафедру и клинику оперативной хирургии Петерб. медикохирургической академии).
415
В восемь часов вечера 14 янв. Деларю закрывает ему глаза.
416
Общее мнение публики по поводу этого события выразил 28 янв. цензор А. В. Никитенко, который написал следующее в своем дневнике: «Публика в ранней кончине барона Дельвига обвиняет Бенкендорфа, который <…> назвал Дельвига в глаза почти якобинцем и дал ему почувствовать, что правительство следит за ним».
417
Через 10 дней 27 янв. у Яра московские друзья Дельвига собрались на тризну. Был Пушкин, Вяземский, Баратынский, Языков. Исторический вестник, 1883, № 12. С. 530–531.
418
Чудов монастырь (1358–1929 или 1932) (Великая Лавра) – единственный моск. монастырь, освященный во имя праздника Чуда св. архистратига Михаила в Хонех. Монастырь располагался в Кремле на Ивановской площади, основан митрополитом Моск. святителем Алексием, и его святые мощи были обретены в 1431 г., когда случайно была найдена гробница с нетленными мощами святителя.
419
Дельвиг (1831) // Сочинения и письма А. С. Пушкина. Критически проверенное и дополненное по рукописям издание, с биографическим очерком, вступительными статьями, объяснительными примечаниями и художественными приложениями под редакцией П. О. Морозова. Т. 6. Журнальные и другие статьи и заметки. Статьи автобиографические (1819–1837). С.-Петербург: книгоиздательское товарищество «Просвещение», 1904. (Всемирная библиотека. Собр. соч. знаменитых руских и иностр. писателей). С. 311–314.