Обо всем происшедшем в Крыму мнения и рассказы столь различны, что необходимо изо всего составить собственный рассказ, отбросив все невероятное и преувеличенное. В одном только все согласны: в неудовольствии против главнокомандующего[102] и в том, что Тотлебен[103] спаситель Севастополя; брат мой оптимист, и его мнение я также принял в соображение.
Ты помнишь еще два правила войны: что надобно всегда в решительных точках совокуплять наибольшие массы и уметь их расположить так, чтобы все они в решительную минуту могли быть употреблены с пользою. Конечно, одна из решительных точек настоящей войны Крым, но мы в нем численностью войск оказались вдвое слабее неприятеля, пришедшего из-за тридевять земель; решительной же минутой было сражение под Бурлуком (как называют его в Крыму), или на Альме, но войска были расположены при первой встрече с неприятелем противно здравому смыслу и всем требованиям науки; в действие могла быть употреблена только наименьшая часть нашего войска, и, несмотря на крепость нашей позиции, хорошее действие артиллерии и храбрость войс к, мы должны были уступить, понеся значительную потерю в людях и расстроившись до такой степени, что войска надо было сбирать несколько дней, так как не было определено, куда и как отступать, а человеку, занимавшемуся военным делом с любовью, как наукою, не трудно было бы всем распорядиться как следует, {но} главнокомандующий, как говорят, сам отказывается от составления диспозиций; начальника штаба и генерал-квартирмейстера при нем не было; следовавший за ним генерал[104], {540} хорош только потому, что в него попало 8 пуль и его не ранило; был один дивизионный генерал Квичинский, он лучше других, но ему не дозволили распорядиться, и он, получив три раны, лежит в Симферополе в очень опасном положении; об остальных генералах лучше умолчать; конечно, по превосходству вооружения и числа неприятеля, сражение не могло кончиться в нашу пользу, но при наших лучших распоряжениях мы бы менее потеряли, и они долее бы не опомнились. После этого сражения был совет, в котором участвовал между прочими покойный [Владимир Алексеевич] Корнилов[105] и [Эдуард Иванович] Тотлебен, только что присланный от князя Горчакова[106] и дурно принятый, как вообще все от Горчакова присылаемые; на совете главнокомандующий полагал, за невозможностью удержать Севастополь, – так как северное укрепление весьма непрочно и дурно устроено, а южная часть города открыта, как поле, выйти с флотом и, хотя не было никаких вероятий, победить флот впятеро больший, но умереть с честью. Корнилов не находил положения еще столь отчаянным и полагал нужным укрепляться, а так как неприятель перешел на южную сторону, то Тотлебен и укрепил ее и в несколько дней сделал то, чего не подумали сделать в полтора года, т. е. с того времени, как восточный вопрос сделался военным вопросом. С южной стороны существовала тонкая кирпичная стена сажени в две вышины, длиною до 600 сажень; остальная часть этой стороны была совершенно открыта; в городе почти не было войска и артиллерии, и потому неприятель мог бы вступить в город без сопротивления, как в собственный город, и завладеть им, флотом и, главное, бухтою, но Бог затемнил их очи; они прошли к Балаклаве и приготовились к правильной осаде неукрепленного города, но и по сделании земляных укреплений нечего в них производить бреши, так как бастионы не имеют непрерывного соединения между собой; сколько я понимаю, они боялись идти на приступ и думали, вооружив свои батареи, разгромить Севастополь и своим громом перепугать нас до того, что мы сдадим его; но дело под Бурлуком, кажется, уже доказало, что мы не китайцы и народ вовсе не трусливый; между тем кроме отличного устройства и вооружения наружной оборонительной линии, которым удивляются наши неприятели, по распоряжению генерал-майора Баумгартена[107], {541} устроены внутри города две оборонительные линии столь хорошо, что, по моему мнению, сколь ни были бы велики силы неприятеля, но приступ удасться не может; тут штуцера уже не помогут; единственное средство им взять Севастополь – сделать новую сильную высадку, обложить город и с северной стороны и тем прекратить сообщения города, но если к тому времени прибавятся, как уверяют, наши внешние силы, – т. е. войска, стоящие вне укреплений, – и, сверх того, мы получим довольное число штуцеров, то и эта новая высадка кончится ничем, ибо мы не допустим обложить город с северной стороны; высадка же началась еще при мне; в Евпатории высадилось 10 тыс. турок, но и бывшие там голодали; не знаю, как же будут кормиться они в столь значительном числе. Вообще, положение осаждающих войск должно быть невыносимо; доказательством служит значительное число перебегающих, не могущих выносить голода и холода; в числе беглых были даже офицеры французы и англичане; конечно, подвозы облегчают их участь, но они по состоянию моря не могут быть ежедневны и, следовательно, бывают дни для них невыносимые. Храбрость всех войск, составляющих гарнизон, в особенности моряков и черноморских казаков-пластунов, которые их беспрестанно тревожат по ночам и приводят пленных, должны были уронить дух неприятельских войск. Они в своих реляциях говорят: les sorties des Russes sont repoussées avec perte[108]; это выражение неправильно; мы делаем все что можно с маленькими силами и, конечно, сами ударим не ожидая, чтобы неприятель собрался в большом числе; вылазка с 29 на 30 ноября была поболее других, и весьма удачно перекололи 150 человек; привезли 3 мортиры и пленных, а сами потеряли убитыми и ранеными до 60 человек, из коих убитых мало; к бастиону № 4 неприятель, своими траншеями подойдя на расстояние 60 сажен, надолго прекратил при оном всякие действия, что можно частью приписать храбрости и неутомимости защищавших этот бастион. Вообще после 24 октября и в особенности после бури 2 ноября неприятель стрелял мало, но после вылазки с 29 на 30 снова начал действовать сильнее вообще и также против бастиона № 4.
103
2) Бывший тогда саперным полковником, впоследствии граф, инженер-генерал и генерал-адъютант.
540
Горчаков Петр Дмитриевич, кн. (1789–1868) – генерал от инфантерии, старший брат генерала М. Д. Горчакова. Управлял Имеретией (с 1820), успешно воевал против горцев. С 1836 в теч. 14 лет генерал-губернатор Зап. Сибири и командир отдельного Сибирского корпуса. Во время Крымской войны принял участие в сражении на р. Альме, лично водил в атаку батальоны Владимирского пехотного полка. В 1855 вышел в отставку и был назначен членом Государственного Совета.
541
Баумгартен Александр Карлович (1815–1883) – герой Крымской войны 1853–1856 (командир 1-й бригады 10-й пехотной дивизии в составе Севастопольского гарнизона, отличился в боях при Четати); далее начальник Николаевской академии Генерального штаба, председатель главного госпитального и член главного военно-учеб. комитетов Воен. совета, председатель общ-ва Красного Креста.