Когда Чевкин раскланивался с нами, я, подойдя к нему, сказал, что в записке, представленной ему начальником округа, не помещена одна из главнейших производящихся в округе работ, так как она Клейнмихелем была поручена мне независимо от правления округа, и к этому прибавил, что я и многие инженеры не желают забывать своей прежней службы, и чтобы она была забыта их начальством. Чевкин тогда очень любезно пригласил меня в свой кабинет, принял мою записку о положении водоснабжения Москвы, долго расспрашивал о нем, причем заявил, что заведоваемое мною водоснабжение должно быть, по его мнению, в зависимости от IV (Московского) округа путей сообщения, наравне со всеми другими входящими в его состав сооружениями. Я просил его дать письменное об этом приказание в отмену распоряжения, сделанного его предшественником, но он сказал, что предварительно переговорит об этом с генерал-губернатором. Впоследствии он мне объявил, что мои права и обязанности остаются без изменения.
Чевкин осмотрел производившиеся в Москве водопроводные и другие сооружения и между прочими каменные пакгаузы, устроенные для московской {таможни при Московской} станции Николаевской железной дороги, в которых нашел много трещин и других повреждений. Возвратясь в Петербург, он прислал мне с молодым архитектором [Карлом Яковлевичем] Маевским (впоследствии действительный статский советник и член техническо-строительного комитета Министерства внутренних дел) предписание об осмотре вместе с Маевским означенных повреждений и о представлении мер, необходимых для их исправления. При этом он прислал Закревскому отношение от 30 ноября за № 11673 следующего содержания:
Ваше Сиятельство при личном со мною в Москве свидании изволили отозваться о начальнике Московских водопроводов полковнике бароне Дельвиге, как об офицере, заслужившем полное ваше доверие и одобрение; отзыв сей побудил меня возложить на него доверенное поручение: освидетельствование обще с особо назначенным мною архитектором Маевским повреждений, оказавшихся во вновь построенных зданиях Московской таможни.
Долгом поставляю известить о сем Ваше Сиятельство и с тем вместе прошу принять уверение в отличном моем почтении и преданности.
Это отношение мне очень не понравилось: Чевкин поставлял меня в такую зависимость от Закревского, в которой я никогда не находился; вспомнил я тогда о прежнем начальнике, который своих подчиненных ни в чью зависимость не ставил.
В это же время предположено было соорудить в Петербурге памятник Императору Николаю I. Исполнение 4 барельефов к этому памятнику было поручено даровитому скульптору Рамазанову{566}, бывшему тогда директором Московского училища живописи и ваяния. Мне же поручено было Чевкиным наблюдать за успешностью работы Рамазанова, который был большой кутила; в каждый мой приезд к нему я заставал его за водкой и закуской. Вначале сюжетами трех барельефов были назначены эпизоды из бунтов 14 декабря, на Сенной во время холеры 1831 г. и Варшавского, хотя при последнем Императора не было в Варшаве. Сюжеты для барельефов передавались Рамазанову через меня; когда я сообщил их П. Я. Чаадаеву, он заметил, что не следовало бы передавать потомству несчастных эпизодов из истории царствования того, кому сооружается памятник, и что в Петербурге, вероятно, одумаются и изменят сюжеты барельефов. Действительно, я вскоре получил изменение сюжетов двух барельефов; тогда Чаадаев мне сказал, что и третий бунт отменят. Так и случилось; между тем у Рамазанова многое было уже сделано, и его работа пропала понапрасну.
{В VI главе «Моих воспоминаний»} я подробно изложил ход дела по землям жены моей и ее братьев, отданным для представления залогом по винным откупам С. В. Абазе, и о необходимости, по неисправности содержимых им откупов, отмежевать эти земли от населенных имений, к которым они принадлежали. При этом межевании оказалось земель у жены и у шурьев моих 7000 десятинами более, чем по генеральному межеванию. Тесть мой из 3600 душ крестьян, числившихся в его Макарьевском имении, отдал по отдельной записи жене моей 1067 душ с принадлежащею к ним землей, не упоминая об ее количестве и не отмежевав ее. По закону, оказавшаяся излишней против генерального межевания земля, называемая примерной, должна быть разделена между владельцами, состоящими в общем владении, по числу владеемых ими душ, так что из вышеозначенных 7000 десятин 2000 должны были принадлежать жене моей. Я переписывался об этом с моим шурином Валерием, который более других братьев занимался межеванием земель, но он не соглашался на то, чтобы жена моя имела право на означенные 2000 десятин, и замежевал их в свой и братьев его участок. Тогда это казалось мне и жене моей не только несправедливостью, но и большим для нас убытком. Впоследствии же, когда назначена была подать с земли в пользу казны и земства, мы от этого выиграли, так как нам бы пришлось платить повинности с этих 2000 десятин, которые, равно как и прочая наша земля, не приносили {бы} нам никакого дохода.
566
Рамазанов Николай Александрович (1817–1867) – скульптор, художник, автор трудов по истории искусства, проф., академик Имп. Академии художеств, преподаватель скульптуры в Моск. училище живописи, ваяния и зодчества. Основные работы: барельефы на пьедестал монумента императора Николая I в С.-Петербурге и некоторые из скульптурных украшений на внешних стенах моск. храма Христа Спасителя.