Двоюродный брат мой барон Александр Антонович Дельвиг, {о котором я неоднократно упоминал во II и других главах «Моих воспоминаний»}, давно оставил Павловский полк, в котором он служил. При продолжавшейся войне он почел обязанностью снова поступить в этот полк, и был зачислен, как и все определявшиеся из отставки, в резервный батальон, который стоял в Москве. Это нам доставило удовольствие видаться с ним почти ежедневно; по окончании войны он снова оставил военную службу.
Родная сестра его Мария Антоновна Родзевич{568}, {о которой я упоминал также во II главе «Моих воспоминаний»}, осталась вдовой, имея несколько детей, без средств к жизни. Она прислала ко мне своего сынан, который в 17 лет едва знал грамоту. Несмотря на тесноту нашей квартиры, в особенности после приезда к нам Е. М. Гурбандт, он поместился у нас, и мы наняли ему учителей. В конце этого года он с грехом пополам выдержал экзамен в юнкера. Произведенный в офицеры, он женился на дочери какого-то калужского помещика, вышел в отставку и живет теперь в небольшом именьице, оставшемся после его отца. Я о нем имею мало сведений; знаю только, что он своей матери мало помогает; конечно, и у него должно быть мало средств к жизни.
В марте 1856 г., вскоре по заключении невыгодного для России Парижского мира{569}, Государь приезжал в Москву. На Николаевской железной дороге поезд Государя сошел с рельсов, но не было никакого несчастия и никаких поломов в поезде. Главноуправляющий путями сообщения Чевкин провожал Государя и по приезде в Москву немедля воротился на место происшествия для исследования, причем взял меня с собой. Путь после проезда Государя не был исправляем; мы проехали в царском поезде несколько раз с различными скоростями по тому месту, где поезд сошел с рельсов, но он проходил свободно, и никакой причины к сходу поезда не отыскано. По осмотре пути, мы нашли в нем недостатки, которые, впрочем, не могли быть причиной схода поезда с рельсов; за эти недостатки Чевкин сделал замечание дистанционному инженеру Садовскому{570}, известному впоследствии по его товариществу с строителем железных дорог Петром Ионовичем Губониным{571} и приобретшему очень большое состояние. На сделанное ему Чевкиным замечание за недостатки в пути, он утверждал, что всему причиной оптовый подрядчик Смолин, – которого Чевкин тогда поддерживал, – и на каждое слово Чевкина отвечал десятками слов, так что последний на следующей станции просил передать Садовскому, чтобы он пересел в другой вагон.
Московский военный генерал-губернатор граф A. А. Закревский, в приезд Государя в Москву, не мог дать бала по случаю Великого поста. Бал был заменен раутом; на нем был П. Я. Чаадаев, который, как все русские и в особенности участвовавшие, подобно ему, в действиях, приведших к славному для России Парижскому миру 1814 г., был очень недоволен недавно заключенным миром. Он мне, так же как и некоторым другим, говорил на рауте: «Jʼai regardé avec beaucoup dʼattention le nouvel Empereur et je suis bien affl igé; voyez ses yeux qui n'expriment rien, mais rien du tout»[134], {572}. К этому он присовокуплял, что он очень рад тому, что скоро должен умереть. Его мнение о новом Императоре можно было приписать неудовольствию, происходившему из того, что Государь даже и не заметил его, тогда как Император Николай знал его лично и, конечно, обращал на него внимание. О своей же близкой смерти Чаадаев говорил давно, а потому на его предположение, высказанное на рауте, я не обратил особого внимания.
Император Александр II
С картины Е. И. Ботмана. 1856. Государственный Русский музей, С.-Петербург
Дней через десять после этого раута, по возвращении моем из Петербурга в Москву, в самый день Светлого Христова Воскресения, жена моя подала мне записку, полученную ею накануне от Чаадаева на мое имя. Адрес на записке был написан не рукой Чаадаева; по раскрытии записки, я увидел, что она камердинера Чаадаева, который уведомлял меня о кончине последнего и звал поскорее приехать. Я узнал впоследствии, что Чаадаев был болен в продолжение всей Страстной недели; в пятницу ездил в ресторацию Шевалье{573}; в этот же день ему были приставлены пиявки, по отпадении которых кровь не была остановлена; но Чаадаев в субботу собирался снова в ресторацию Шевалье. Шульц, хозяин дома, в котором Чаадаев жил, сидел у него, когда Чаадаев мгновенно умер. {Подробности его отпевания описаны мною в другой главе «Моих воспоминаний».}
568
О Марии Антоновне Родзевич говорится в первом томе «Моих воспоминаний», см. Указатель имен первого тома.
569
Парижский мир 1856 г. – договор, по которому Россия лишалась права иметь на Черном море военный флот.
570
Садовский Т. Л. – инженер-подполковник, дистанционный инженер, потом участник компании известных подрядчиков «Дуров, Мекк и Садовский»; принимал участие в строительстве Нижегородской, Моск. – Рязанской и Орловско-Витебской ж. д.
571
Губонин Петр Ионович (1825/1828–1894) – промышленник, миллионер, строитель ж. д. в России, тайный советник, из крепостных крестьян. В 1866 вместе с инженером Т. Л. Садовским и генерал-майором А. Б. Казаковым получил подряд от орловского земства на строительство Орловско-Витебской ж. д.
572
Сообщается, что в разговоре с автором Чаадаев выразился еще резче:
573
Ресторан «Шевалье» и гостиница располагались в Камергерском переулке. Здесь говорили по-франц., готовили национальные франц. блюда и меню было на франц. яз.