Словом, личность этого еврея-солдата заслуживает вдвойне похвалы – как храброго защитника, так и твердого в убеждениях человека. Сверх того, замечательно то, что Белинский, как еврей, составлял такое редкое исключение своею храбростью, так как племя, к которому он принадлежал, отличается именно робостью. В этом я убеждался на опыте потому, что хор музыкантов полка, находившийся в ведении моем, как полкового адъютанта, состоял преимущественно из евреев, и этот народ, несмотря на все строгости, не удавалось привлечь в Севастополь хоть для переноски раненых. Они всеми мерами изобретали случаи отклоняться от этой, не по силам их натуре обязанности.
Русский же человек совершенно иначе смотрел на окружающий ужас, и повторяю, до того каждый свыкся с этой обстановкой, что положительно пренебрегал смертью. Однажды утром рано вышел я вместе с бароном Дельвигом из блиндажа (на 3-м бастионе). Поздоровавшись с адмиралом Перелешиным{664}, мы завели общий разговор, прерванный возле нас близко упавшей бомбой с тлеющимся фитилем. В то же мгновение, очень молодой матрос повернулся к бомбе и погасил ее собственными руками. Мы ожидали взрыва бомбы, но его не последовало и восхищались находчивостью матроса. Адмирал, подозвав к себе матроса, дал ему денег, за то что он молодец, но напомнив ему приказ начальства, которым обязывались солдаты себя беречь и не злоупотреблять напрасным удальством, подверг его взысканию.
После 11-дневного бомбардирования и дальнейшей охраны бастиона, убыль в нашем полку естественно становилась ощутительней день ото дня; а незначительное, хотя и частое, пополнение людьми, мало усиливало ряды нашего полка, так как пополнение производилось дробными частями, а убыль была ежедневная, по преимуществу ночью во время работ, починок и возобновлений.
С половины мая, неприятель обратил, казалось, вновь главное внимание на корабельную сторону; но ведение подступов против Малахова кургана, названного Корниловым бастионом в честь павшего на нем славного адмирала, было замедлено огнем наших штуцерных из завалов перед Камчатским люнетом, а потому неприятелю потребовалось во что бы то ни стало отнять Камчатский. Волынский и Селенгинский редуты, которые в этом месте составляли нашу передовую оборонительную линию.
В полдень 25 мая, открыт был смертоносный огонь по редутам и Малахову кургану; сначала выстрелы наши были весьма удачны. Взорвали у неприятеля пороховой погреб, но под вечер выстрелы с нашей стороны почти прекратились – все было изуродовано.
Утром 26 мая, на наших передовых укреплениях оказались совершенные развалины, брустверов как бы не существовало, – все было превращено в беспорядочную массу земли, фашин и туров. Остатки наших войс к кой-как укрывались за этим мусором от остатков вала. А неприятель между тем продолжал канонаду.
Вечером, неприятельские войска (надо полагать подготовленные) вдруг стремительно напали на редуты и обогнули их. Внезапно захватив редуты, французы устремились к бастионам, но были встречены градом картечи. Завязался кровавый бой впереди Малахова кургана, и французы отступили. Следуя за ними по пятам, наши снова было овладели Камчатским люнетом, но неприятельские резервы опять отбили его.
Барон Дельвиг с 2-м батальоном из первых бросился на помощь к Камчатскому редуту, но уж было поздно, и пришлось отступать за верки под убийственным ружейным огнем. Крепко досталось 2-му батальону: командующий им майор Шведковский убит, заменившему его капитану Розину прострелили обе ноги и его вынес на себе денщик, которого фамилию, к сожалению, не помню. Знаю только, что денщик капитана Розина был молодец и за неоднократно оказанное мужество на вылазках, по приговору нижних чинов, награжден знаком отличия военного ордена. Денщик этот не отставал ни на шаг от своей роты и, кроме принадлежностей скудного офицерского хозяйства, с гордостью носил чрез плечо (как охотник) английский штуцер, отбитый им у неприятеля.
Когда мне дали знать, что командир полка барон Дельвиг убит и отнесен на свою квартиру, то я немедленно побежал с бастиона туда и застал барона без чувств, всего в крови. По осмотру врача оказалось, что он тяжко ранен осколком в голову. После поданной первоначально помощи барон диктовал мне донесение о нападении на Камчатский редут и не успел окончить, как снова впал в бессознательное состояние.
664
Перелешин Павел Александрович (1821–1901) – адмирал; в период Крымской войны в составе экипажа линейного корабля «Париж» участвовал в Синопском сражении, командовал 3-м морским батальоном (сформирован из команд кораблей «Париж» и «Гавриил») и левым флангом 4-го отделения оборонительной линии гарнизона осажденного Севастополя; потом начальник 5-го отделения оборонительной линии (включало 1-й и 2-й бастионы). В последующем градоначальник, командир порта и воен. комендант Севастополя (1873).