Выбрать главу

– Ведь выбираемым придется служить не у вас, а у губернатора, от которого будет зависеть их участь.

Скажу теперь, кстати, о столкновении, которое я имел с Шереметевым в начале зимы 1845 г. Я уже говорил выше, что для нижнего слоя перестраиваемого мною шоссе необходимо было поставить известковый щебень. Поверенный подрядчика роздал эту поставку местным жителям левого берега р. Оки, где находились ломки известкового камня и, между прочим, поверенному Шереметева, крестьянину Кукинун, который, пользуясь важным значением своего барина, выставлял камень дурного качества и не полной меры. Поверенный подрядчика забраковал его, на что Шереметев письменно жаловался мне и везде ругал подрядчика. Исследовав это дело, я писал Шереметеву, что подрядчик прав; этим кончились наши пререкания, без дальнейших между нами неудовольствий. Дурной камень был заменен лучшим, а не полномерные сажени хорошего камня пополнены, {но Шереметев, конечно полагавший, что шоссе, в угоду ему, может быть частью построено и из камня не вполне доброкачественного, продолжал повсюду свои ругательства против подрядчика за делаемые будто бы им притеснения. Поверенный же Шереметева Кукин был большой плут, и вот как он попал в поверенные своего барина. Я уже говорил, что Шереметев расправлялся в своих значительных имениях по-азиатски, между прочим, крестьян, провинившихся и даже преступников, он не подвергал установленному правительством суду, а лишал их принадлежащих им изб и обрабатываемых ими полей и помещал в составленную им в своем имении исправительную команду, которая, под строгим наблюдением назначенных им крестьян, должна была производить все работы в имениях по его указанию. Жизнь попавших в эту команду была самая тягостная. В этой команде Шереметев замечал людей наиболее способных, выдерживал их в ней известный срок, делал из них поверенных, приказчиков и т. п. должностных лиц. Таким образом Кукин из преступников, содержавшихся в исправительной команде, попал в поверенные по делам своего богатого и знатного барина}.

В зиму 1844/45 г. полагалось устроить все мосты на исправляемом мною участке шоссе. Находя выгодным для казны допустить конкуренцию между желающими принять на себя эту работу, я испросил разрешение Клейнмихеля произвести торги, на устройство мостов и установку шоссейных надолбов, в Нижегородской казенной палате. Это было поводом моего знакомства с председателем палаты Борисом Ефимовичем Прутченко, который с первого же знакомства показался мне умным человеком и по образованию стоящим выше большего числа нижегородских чиновников, {знакомых мне уже более года. Прутченко вскоре отдал мне визит и звал на бал}; у него была дочь Александра, девица лет 17, и к нему приехала гостить старшая его дочь Елизавета{138}, вышедшая незадолго перед тем замуж за флигель-адъютанта полковника Сергея Францевича фон Брина{139} (впоследствии генерал-лейтенанта в отставке).

{Незадолго перед визитом Прутченко} приехали ко мне на зиму: из Москвы – сестра моя с двумя малолетними дочерьми и с Кавказа брат мой{140}. {Они поселились в нижнем этаже нанимаемого мною дома. Прутченко, конечно, пригласил на бал и жену мою, сестру и брата, но первые две не ездили на балы; я же с братом явился на приглашение Прутченко.} Брат вскоре начал часто[14] бывать у него; я также любил беседовать с умным стариком; я и брат часто перед обедом хаживали к Прутченко с Нижнего базара в занимаемый им казенный дом на Покровке, по бульвару, расположенному по горе вокруг кремлевских стен, откуда и в зимнее время вид очень живописен.

Брату нравилась младшая дочь Прутченко, и он готов был ей сделать предложение {о женитьбе}, но он мне об этом ничего не говорил. Имея некоторые сведения о невыносимо дурном характере Александры Прутченко, я, провожая брата в марте при отъезде его на Кавказ, сделал ему замечание, что жена с таким характером хуже всего на свете и лучше остаться независимым холостяком. Он мне отвечал, что рассказы про Александру Прутченко обыкновенные сплетни губернских городов, {а так как я женился, так и он хочет испробовать положение женатого человека}. В одно время с братом уехала от нас и сестра с ее дочерьми.

Сестра передала мне сундук нашей матери с ее бумагами. {По рассмотрении его вместе с братом} мы нашли в нем несколько заемных писем, сохранных и других расписок и билетов польской лотереи, {вообще} на сумму, превосходившую ту, за которую наша мать продала свое имение моему дяде, князю Дмитрию Волконскому, {о чем я упоминал в I главе «Моих воспоминаний»}. Мать наша своей бережливостью и расчетливостью сумела сохранить свой весьма ничтожный капитал, хотя должна была тратиться на своих детей и во время их воспитания, и по выходе моем и братьев моих из учебных заведений, по причине ничтожности получаемого нами тогда содержания. Из подробно веденных ею записок мы увидали, с каким трудом она сохранила свое достояние. Несмотря, однако же, на то, что сама была бедна, она постоянно имела особо отложенную сумму для бедных, и когда ей нужно было почему-либо взять из нее сколько-нибудь денег, то она их возвращала обратно в эту сумму с прибавлением 10 %. {Таким способом она очень много помогала бедным. На ней оправдывались слова: «Рука дающего никогда не оскудевает».} В сундуке матери мы нашли несколько старых золотых и серебряных монет, {которые и до сего времени сохраняются. В нем же было} и никем не свидетельствованное завещание, которым она, предоставляя свой капитал поровну мне и брату, обязывала раздать разные суммы всем бедным нашим родным, не забыв никого даже из своих двоюродных племянников и племянниц, и довольно значительные суммы бедным и в Симонов монастырь. Вместе с тем, на случай выигрыша лотерейных билетов, она распределила раздачу его разным бедным родным и знакомым. Я и брат разделили поровну и исполнили все возложенные на нас обязательства. Лотерейные билеты ничего не выиграли; по нескольким расписками мы не получили денег и, между прочим, довольно большую сумму с Софьи Ивановны Жуковой{141}, в имении которой, с. Рожественском, я был в 1826 г., {о чем мною упомянуто в I главе «Моих воспоминаний».

вернуться

138

Дельвиг Александра Борисовна (1827–1875) и фон Брин Елизавета Борисовна (1820–1907), урожд. Прутченко – дочери председателя Новгородской казенной палаты Б. Е. Прутченко, которого часто обвиняли в том, что он пользовался служебным положением и по дешевке скупал землю, оформляя ее на членов семьи. Имение Отрада в Княгининском уезде Нижегородской губ. он приобрел, чтобы нарастить приданое дочери Александры, с 1853 жены Николая Ивановича Дельвига, брата автора. После смерти мужа его вдова Александра Борисовна продала имение.

вернуться

139

Брин Сергей Францевич фон (1806–1876) – сын гражд. губернатора Смоленска, окончил Пажеский корпус, с 1834 флигель-адъютант е. и. в., генерал-майор в свите е. и. в. (1849). Генерал-лейтенант (1857), начальник штаба всех пехотных резервных и запасных войск армии. Родители: Франц Абрамович Брин (1761–1844) и Елизавета Борисовна Пестель. Жена: Елизавета Борисовна Прутченко.

вернуться

140

Вот вкратце история ухаживания и женитьбы Николая Дельвига и его будущей жены. А. И. Дельвиг работал над устройством водоснабжения в Н. Новгороде в 1845–1848 гг. и сотрудничал с председателем Нижегородской казенной палаты действ. статским советником Б. Е. Прутченко. Н. И. Дельвиг гостил в нижегородском имении своего брата в октябре 1847 и познакомился с Александрой Прутченко. Следующая встреча происходит после венгерской кампании в Кишиневе, затем в 1852 в нижегородском имении Дельвигов Богородском на Ветлуге. Эмилия Николаевна Дельвиг (супруга автора) сообщает Николаю, что Борис Ефимович Прутченко не возражает против брака своей дочери с ним. Помолвка с Александрой Борисовной была организована без дальнейших проволочек, а венчание состоялось на Рождество 1853 в соборе нижегородского Крестовоздвиженского монастыря.

вернуться

141

Жукова (урожд. Шепелева) Софья Ивановна (ок. 1800–1867) – внучатая племянница первого калужского наместника М. Н. Кречетникова; родители: Иван Дмитриевич Шепелев и Елизавета Петровна урожд. Кречетникова; муж: Николай Иванович Жуков (1783–1847), с 1838 по 1846 костромской губернатор. Из детей известны 5 сыновей и три дочери. В описываемое в V гл. время материальное положение семьи не было благополучным. После смерти мужа Софья Ивановна с детьми переехала жить, по приглашению своего брата Н. И. Шепелева, в его родовое имение Росву Перемышельского уезда. А. В. Сухово-Кобылин, драматург, родной племянник С. И. Жуковой, вспоминал о том, как она и ее взрослые дети жили в 1850 в его московском доме (Большой Харитоньевский пер., ныне дом 8, сохранился): «…Софья Ивановна тяжело больна. Впрочем, об ней как-то мало думают. Брат умер, мать при смерти, а в доме все по-старому – как будто и ничего. Доктора ездят каждый день, будто совещаются, но об этом никто и не заботится. Вечером доктор прописал рецепт, положил его на камин, ибо лекарство вышло; он точно не сказал, у него точно не спросили; горничная, когда лекарство вышло, перестала давать. Лишь на другой день вечером схватился дядя, что уже скоро сутки больной не дают лекарство. За доктором – приехал – я, говорит, прописал и вот здесь положил на камин – искать – действительно рецепт лежит на камине. Каков доктор, какова горничная – но каковы дети при больной живут: болван сын, франтиха дочь, воспитанница, старая Глафира, и весь день сидит невеста умершего сына, т. е. пять женщин и один мужчина, совершенно ничего не делающих, – и это Люди!» (Дело Сухово-Кобылина / Сост., подгот. текста В. М. Селезнева и Е. О. Селезневой; вступ. статья и коммент. В. М. Селезнева. М.: Новое литературное обозрение, 2002. С. 304–305).