Клейнмихель на обратном проезде в Москву осматривал работы по почти оконченному {заведоваемому} мною участку шоссе, которое представлялось особенно хорошо, через отличного качества леса, {употребленного на поставленные на земляных насыпях} надолбы и перила на мостах. Хорошее качество камня и мелкая его разбивка в щебень обратили также внимание Клейнмихеля, и он неоднократно благодарил меня и производителей работ.
Для выезда Клейнмихеля из Нижнего был назначен такой час, что он не мог приехать в г. Вязники ранее позднего вечера, а между Нижним и Вязниками следовавшему с ним повару негде было приготовить обед. Вследствие этого я пригласил Клейнмихеля, состоящего при нем майора Серебрякова и офицеров, состоящих при шоссе, обедать в ст. Черноречье, в 40 верстах от Нижнего. Экипажи Клейнмихеля были отправлены из Нижнего по почтовому тракту, пролегавшему по правому берегу р. Оки. На Черноречской станции, в очень маленьком домике жил начальник шоссейной дистанции поручик Виноградов; накануне отъезда Клейнмихеля я послал в этот домик повара со всей провизией и необходимой посудой. Повар Федор, {о котором я уже упоминал в IV главе «Моих воспоминаний»}, приготовил прекрасный обед. Клейнмихель много ел и пил более обыкновенного, так что все время проезда {по остальным верстам моего участка шоссе} до границы Нижегородской губернии проспал. Он раз только, проснувшись, когда мы ехали по мосту через маленькую речку, спросил меня ее название; я отвечал, что это р. Сейм. Он вообразил, что это верховье той реки, которая протекает по Курской губернии; я сказал, что это другая. Вот образчик гидрографических сведений Клейнмихеля. Во время обеда он был очень весел, что придало много смелости в разговорах с ним моим подчиненным. Иногда эта смелость, по непривычке их обращаться с людьми, подобными Клейнмихелю, выходила из границ. Расскажу один из этих разговоров. В Черноречье бездна комаров, которые во время обеда, несмотря на принятые предосторожности, кусали руки Клейнмихеля. Он, шутя, сказал, что комары должны бы лучше кусать белые и пухлые руки его соседа за столом (т. е. мои), чем накидываться на его сухие руки. Узнав, что Виноградов живет в этом доме, он обратился к нему с вопросом, мешают ли комары ему спать по ночам. Виноградов отвечал, что последнюю ночь он, по милости комаров, почти не смыкал глаз. На это инженер капитан Городецкий заметил, что Виноградов не спал последнюю ночь, вероятно, в ожидании осмотра его работ сильно кусающимся комаром. Я ожидал бури со стороны Клейнмихеля, но он ограничился только замечанием, что он действительно такой комар, который если укусит, то этот укус не скоро пройдет.
Виноградов жил в этом домике с молодою женою. Отец{145} его находил приличным, чтобы хозяйка дома встретила у себя столь высокого гостя. Но обед был приготовлен на мой счет, и я, уверенный, что присутствие Виноградовой женировало[17] бы Клейнмихеля, не пригласил ее к обеду и устроил так, что она этот день провела в Нижнем. По отъезде Клейнмихеля я заметил, что отец Виноградова, {всегда относившийся ко мне с особенным уважением, как к начальнику его сына и к лицу, приближенному к столь высокому, по его понятиям, вельможе}, сделался ко мне холоднее. Я приписывал это тому, что его невестка не была мною приглашена к обеду в Черноречье, но оказалось, что этому была совсем другая причина. Ему не понравилось мое слишком фамильярное обхождение с Клейнмихелем, чего, конечно, не было; но уважение его ко мне с того времени уменьшилось. Ему было лет за 80; он делал с Суворовым поход 1799 г. и имел итальянский орден. Более 30 лет он прослужил смотрителем судоходства на разных пристанях и большую часть этих годов на Нижегородской пристани. Клейнмихель, в бытность свою в Нижнем в 1843 г., нашел, что ему такие старики на службе не нужны, и уволил его с ничтожной пенсией. Впрочем, он, во всяком случае, был бы вскоре уволен, так как по штатам Главного управления путей сообщения, утвержденным 2 июля 1843 г., все смотрители судоходства должны были назначаться из инженеров; мера эта повела только к тому, что инженеры на этих местах позабывали все, чему они учились, и привыкали не только ничего не делать, но и брать взятки за прописку накладных судов, проходящих мимо их пристаней. Виноградов, хотя и был недоволен отставкой, натянул мундир, чтобы представиться вельможе, и во время этого представления нашел, что я будто бы слишком фамильярно обхожусь с этим вельможею. Он был очень скуп; жил в двух комнатах и вел жизнь отшельническую. Я уже говорил выше, что смотрители судоходства получали в год всего содержания 400 руб. асс. (114 руб. 28 к. {сер.}) и что некоторые из них должны были тратить тысячи рублей на содержание канцелярии; к этому числу в особенности принадлежал смотритель Нижегородской пристани. Виноградов, как и все прочие смотрители, брал взятки с судовщиков; являясь к нему для прописки накладных или по другим делам, судовщики клали деньги в отворенный ящик, стоявший за спиной Виноградова, который никогда не обращал внимания, положил ли кто деньги; между тем одинаково для всех немедля прописывал накладные или разрешал их просьбы, ни к кому ни в чем не придираясь, за что все его любили. Таким образом, при более чем скромной жизни он успел во время своей долговременной службы нажить порядочное состояние.
145
Виноградов Николай Федорович – надворный советник, смотритель судоходства на Волге, один из самых влиятельных людей в Рыбинске в 1820-х. Проживал в Рыбинске (отсюда начинался глубоководный путь до низовьев Волги) в одном из самых богатых домов. Сын: Геннадий (см. примеч. 101 наст. тома).