Жаль, что я не дослушал байку, которую рассказывал один парень в пятнадцати милях севернее Балратлда. Там в пивную набились стригали. Ума не приложу, как меня втянули в состязание на лучшую историю против тощего, подслеповатого парня с моржовыми усами и недельной щетиной на лице. Проигравший ставил угощение. Я был уверен, что побью соперника, так как многие годы коллекционировал небылицы, но двадцать минут спустя засомневался в себе.
Мы с ним попеременно рассказывали байки, и каждая следующая была бесподобнее предыдущей. Собственно, эта борьба за совершенство и увлекала меня. Пришла его очередь, и он самоуверенно начал:
- Много лет назад я повез на тачке с волами через Джампинг Сендхилл, возле Уилканния, пять тонн свистулек...
- Все! - сказал я. - Твоя взяла. Я угощаю.
Лишь назавтра я вспомнил, что не дослушал эту историю.
Опыт подсказывает мне, что вруны Квинсленда - лучшие в Австралии. Чтобы настроиться на сочинение действительно непревзойденных небылиц, нужны именно такие просторы, какими располагает этот штат.
В Баркли Тейбленде, что в Северной территории, где насколько хватает глаз, до самого горизонта, растет трава, а скот пасется на холмах, не зная изгородей, воду можно получить только из артезианских колодцев.
Там работают так называемые качальщики. Каждый обслуживает свой колодец. Они ведут одинокий образ жизни - ни единой живой души вокруг, не считая птиц, коров да овец. А людей видят только тогда, когда повозка с продуктами приезжает пополнить их запасы.
Один старик качальщик сказывал мне:
- Вся моя компания - собака и губная гармоника, но я не могу играть на ней, потому что моя собака этого не переносит.
Другой качальщик, какого я встречал, был фанатичный любитель радио. В его лачуге стояли два приемника - на случай, если один выйдет из строя. Однажды я приехал к нему на повозке с провизией. Он не видел человека несколько недель. Когда же повозка остановилась у двери, он только приоткрыл ее и крикнул:
- Оставьте продукты на земле. Я слушаю радио, - и закрыл за собой дверь. Так мы с ним и не познакомились.
За отсутствием слушателей эти люди не научились сочинять небылицы, но, случается, умеют несколькими фразами передать целую картину.
Корелы - белые какаду с синими ободками вокруг глаз - пьют из этих же колодцев. Один качальщик рассказал мне, что они стайками садятся на антенну, так что она даже прогибается, а он часами наблюдает за птицами.
Они захватывают клювами проволоку между лапок и качаются вниз - кругом, вверх - кругом, вниз - кругом, вверх - кругом...
Он бесконечно повторял одно и то же, заглядывая мне в глаза. Я отвернулся. А он твердил свое.
- Прощай, - сказал я.
- Просто с ума сойти, - заключил он.
Я вполне мог его понять.
Как-то я разбил палатку в Мурумбиджи. Какой-то рыжий парень расположился со своей рядом. Я видел, как он глотнул из фляги, но, когда он присел со мной поболтать, он не был пьян. Мы говорили о любителях присочинить, потом перешли на болезни.
Он рассказал, что ему привелось лежать в больнице в Уилканния, где сосед по койке страдал от дизентерии. Койку этого бедняги ширмой отделяла простыня, и он, не умолкая, громко разговаривал сам с собой, глядя в потолок:
- Там, наверху, две свиньи - белая и черная. Они подрались. Черная наседает, черная наседает! Теперь белая берет верх. Она атакует. Свиньи расшатывают потолок. Берегись! Он поддается. Вот-вот обрушится. Берегись!!!
И он в страхе перед неизбежным укрывался с головой.
- Этот человек, должно быть, сильно болел. Ему казалось, что все это происходит на самом деле. Страшно подумать.
- Самое смешное, что потолок-таки обвалился, - сказал рыжий.
- Что?
- Потолок, говорю, обвалился.
- С чего бы это? - удивился я.
- Неизвестно, - угрюмо сказал он. - Неизвестно. Взял и обвалился вместе со свиньями и всеми делами.
- Пойду-ка прилягу, - бросил я рыжему. - Увидимся утром.