Несколько успокоив кипевшую в ней страсть, холодным умом госпожа Нофермаат к утру ясно определила для себя, что ее «варвар» ничем особенно не отличается от обычных мужчин его возраста. Мысль, что она не потеряла себя, а познав его, сохранила свою способность к расчетливым действиям, вызвала у нее особое удовлетворение.
— Могучий воин, — сказала она, — для женщины, которая тебя распознает, ты можешь стать простым рядовым новобранцем.
— Должна же ты когда-нибудь заснуть! —молча, про себя, ответил Магрубет, не собираясь докапываться до причин неудовлетворенности этой женщины.
Когда засерел рассвет, снизошло наконец умиряющее спокойствие. По опыту жизни Ма-
грубет знал, что к этому часу затихает боль у раненых, хмель у пьяных, так же как болезнь у больных, проходит свой пик, а сон властно подчиняет себе всех, и бороться с ним в этот час особенно трудно.
Немного выждав для верности, тихо, чтоб не разбудить египтянку, Магрубет встал с постели, мгновенно собрался и подошел к двери. Приподнимая дверь, чтоб не скрипнула, он прошел в большую комнату и направился к выходу.
Сделав несколько крадущихся шагов, он вздрогнул от изумления. Перед ним на пороге стояла в белом ночном одеянии дочь Нофермаат. Магрубет не сразу определил, что это именно Нафехерет, а не Наджедет.
Девушка скорбно глядела на него. В глазах ее блестели слезы. Она молчала. Также молча Магрубет остановился напротив нее. Не зная, что сказать, он протянул руку и легонько взял ее за подбородок. Она слабо отшатнулась и словно бы укоризненно отвела своей рукой его руку. Ладонь ее была мягкая и влажная. От этого ее прикосновения в нем вдруг заново взбурлило мужское чувство, как будто и не было этой ночи. Кровь бросилась в голову. Мелькнула мысль, что он уходит сейчас из этого дома, чтоб больше никогда здесь не появиться, и поэтому надо взять, пока можно, то, что само падает в руки.
Метнув быстрые взгляды по сторонам, Магрубет за руку потянул девушку в ближайшую дверь. В незнакомой комнате было темно. Нафехерет не сопротивлялась, но была в каком-то оцепенении. Это мешало ему. Он держал ее на руках, не зная на что опереться. Мешал кинжал, который находился на животе под одеждой, мешала сбоку походная сумка, толстый пояс старика Якова сковывал движения. В нетерпении он спешил, действовал грубо и бесцеремонно. Едва лишь добившись своего, он, как и ожидал, почувствовал мгновенный конец желания. Холодная мысль о нелепости всего содеянного проявилась в сознании. Девушка не то всхлипывала, не то стонала. Магрубет отпустил ее с рук, не зная куда, в темноту, а сам сразу молча шагнул к двери.
Оказавшись во дворе, быстрым шагом Магрубет прошел к воротам, отворил калитку и ступил на улицу с таким чувством, как будто он только что снова убежал с каторги. Но вместо радости ощущение какой-то скрытой неприятности давило горло и никак не проходило. Не зная сам почему, он тихо прокрался вдоль стены Хурисепова дома и затаился в тени деревьев.
Никому не видимый, он стоял, чего-то выжидая, и задавал себе вопросы один за другим. Что скажет матери девушка, которая, видимо, караулила его целую ночь? А как же взъярится мать, когда узнает, что произошло с дочерью! Наконец вообще, зачем судьба сыграла с ним такую шутку?'1 Ведь скоро возвратится сам хозяин дома и Магрубет окажется для него, вместо благодарного друга, подлым и низким обманщиком. Отец учинит расспросы, и Нафехерет, наверное, обязательно расскажет ему все, что было с ней и чему она была свидетельницей.
«Почему я не смог избежать этого позорного положения, почему не нашел достойный вы-
ход, забыл, зачем я здесь, забыл, что я не в походе, не в своих военных грабежах? Теперь я сам достоин такой же мести, с какой пришел сюда», — терзал себя Магрубет, скрываясь за деревьями и не решаясь идти куда-либо, как вдруг в дали улицы увидел группу людей, приближающихся со стороны реки.
В сером утреннем свете он различил идущего среди четверых спутников Хурисепа.
Когда купец с людьми подходил к дому, Магрубет подумал, что сейчас можно было бы, словно невзначай, подойти вместе к воротам и изобразив радость встречи, войти в дом вместе с хозяином, а там как-нибудь отвлечь его до тех пор, пока Нофермаат, проснувшись, не догадается быстро замести следы бурной ночи. Но нет! Он вспомнил слезы Нафехерет, вспомнил язвительно улыбающуюся, лежащую в позе львицы Нофермаат и понял, что сейчас не найдет в себе силы глядеть в глаза Хурисепу.
Магрубет стоял и смотрел, как купец, посмеиваясь и тихо переговариваясь со своими спутниками, стучал в ворота, ждал, пока ему откроют, как радостно поднял руки в традиционном приветствии дому, прежде чем перешагнуть через порог калитки. Магрубет уже хотел идти прочь, как вдруг ему пришла мысль посмотреть еще хоть несколько секунд, что будет дальше. Он легко, бесшумно взобрался на дерево и стал глядеть на двор.
То, что он увидел затем, приятно поразило его и сняло большую тяжесть с души.
Сторож звонил в колокольчик. Хурисеп стоял посреди двора. С разных сторон к нему сбегались все обитатели дома. Через некоторое время появились красиво одетые дочери купца. Наджедет выглядела слегка заспанной. Нафехерет же, наоборот, — необычайно румяной и свежей. Сестры, как это полагалось, с радостным пением принялись кланяться отцу, прежде чем наконец, подошли к нему в объятья с обеих рук. Вслед за этим показалась и сама госпожа Нофермаат с радостью на лице и с белым узорчатым полотном на пышных плечах. Затем все стали постепенно, один за другим входить в дом.
«Хороший это обычай — встречать так купца после поездки», — подумал Магрубет. С легким сердцем он спрыгнул с дерева и пошел бодрой походкой в сторону Хапи. Лицо его розовело от первых утренних лучей божественного светила.
— Это ты, Леонх, позволил мне счастливо выпутаться! — сказал он, поглядев в светлеющее небо и помахав рукой. — Кстати, нужно осмотреться, нет ли где-нибудь сзади этого проклятого соглядатая.
Знакомый спуск к реке придавал легкость шагу, но равновесия в душе не было. «Какую нелепую петлю делает моя судьба здесь в Египте! — думал Магрубет, сходя к пристани. — Я пришел сюда, чтобы отомстить человеку, склонившему к измене мою любимую, а сам оказываюсь здесь таким же подлым искусителем. Причем это мне совсем не нужно, но даже, наоборот, противно. Хозяин дома принял меня милостиво и гостеприимно, а я спутался с его женой и опорочил его дочку! А что если кто-нибудь из домашних подглядывал ночью и донесет ему? Даже сторож, например, мо-
жет проболтаться хозяину, кого он встречал у ворот. Какую истину узнает обо мне хозяин дома? Что подумает Хурисеп о своем бывшем друге, к невесте которого, скажем, возил он дорогие подарки? Почему я забыл о цели своего пребывания здесь? Зачем мне нужны были все эти женские приключения? — сверлили Магрубета вопросы, на которые не было ответа. — Это все началось от Таттехуш! Это она что-то пошатнула во мне! — он даже остановился на миг от этой мысли. — Если бы я не думал о ней, не всплывали бы постоянно в памяти красавицы, поющие с балконов аристократических домов Менефра, и лукавая Нури, и Нофермаат, и ее дочки… ее Нафехерет… Это все Таттехуш! Ведь не было ни дня, чтоб я не вспомнил об этой крестьянке! Скорее к ней! Стоит лишь мне взглянуть на нее, и я пойму, в чем дело, почему она так перекроила мою душу, почему так крепко держит меня!»
Четыре дня томился Магрубет с двумя лодочниками в тени пальм на пустынном берегу Хапи выше Менефра в ожидании, пока проплывала вниз к Аварису фараонова армада. Бесчисленное количество больших и маленьких кораблей в сопровождении многовесельных лодок медленно проходило перед глазами Магрубета. На всех судах видны были плотными рядами сидевшие воины.
Лодочникам известно было, что весь флот с войском ведет знаменитый флотоводец Яхмос. Лежа под деревьями, они рассказывали Магрубету, какой это удивительно храбрый, мужественный и добродетельный командир. Когда-то лет десять назад оба они плавали с ним к Аварису на войну с гиксосами. По их словам флотоводец Яхмос — это один из самых опытных и уважаемых фараоновых военачальников. Его отец был военачальником еще при фараоне Секенинра и умер от ран, полученных в битве якобы от самого фараона гиксов Апопи. Флотоводец Яхмос удостоился этого имени от фараона Яхмоса за то, что помог захватить Тети-ана, поднявшего бунт в войсках во время первой осады Авариса. Много славных побед добыл он и под Кипром, и в других сражениях.