Ранним утром следующего дня Иисус созвал весь народ, дабы обнаружить святотатца. Всем племенам, родам и семьям предстояло тянуть жребий.
Перст Божий указал сначала на колено Иуды, потом на племя Зары, когда это племя стало подходить по одному человеку, жребий выпал на Ахана, сына Хармия.
Иисус обратился к нему со словами увещевания:
— Сын мой, воздай славу Богу Израиля и откройся перед Ним, объяви всем, что ты сделал.
Ахан пал на колени и признался, что среди добычи нашел царскую мантию, сотканную из золотой парчи, двести сиклей серебра и слиток золота весом в пятьдесят сиклей. Воин не устоял перед искушением, считая несправедливым не иметь личной выгоды от пережитых лишений и опасностей и отказаться в пользу Господа от вещей, в которых Он не нуждается. Воин утаил эти сокровища и закопал их под своим шатром.
Иисус послал проверить эти слова, и украденное Аханом действительно нашли в указанном месте.
Преступника побили камнями, детей его выгнали, а все его имущество сожгли на костре. На месте казни уложили груду камней, дабы это стало памятным знаком для всех, кто когда-либо осмелится нарушить воинскую присягу и преступить Закон.
После этого утихла ярость гнева Господня, и Он сказал Иисусу, что передает в его руки город Гай.
Наученный горьким опытом, наш вождь продумал более осторожный план сражения и решил взять Гай с помощью военной хитрости. Под покровом ночи он оставил неподалеку в ущелье засаду, а сам, как только рассвело, подошел с остальными отрядами к стенам, как бы готовясь к открытому штурму.
Царь города Гая, воодушевленный недавней победой, приказал открыть ворота и вывел все свои войска на врага, рассчитывая в решающем сражении разгромить все наши силы.
После первой короткой схватки Иисус дал сигнал к отступлению. Преследуя якобы разбитого врага, защитники Гая оторвались далеко вперед. Ни одного защитника не осталось внутри крепостных стен, и ворота были открыты. Подобную неосмотрительность можно объяснить только ослеплением гордыни после предыдущей победы.
И уж тут наши войска, сидевшие в засаде, не стали терять время даром! Они овладели крепостью, сея кругом смерть и опустошение. Жители города, только что наблюдавшие за действия своих войск с высоких стен и смеявшиеся над израильтянами, вмиг перешли от величайшего ликования к величайшему предсмертному страху.
Оглянувшись назад, бойцы Гая в ужасе увидели, что их город охвачен пожаром. Преследователи внезапно превратились в жертву, и бежать им было некуда: они оказались между молотом и наковальней, ибо отряд, спаливший город, уже двигался им навстречу. Окруженный со всех сторон противник, несмотря на отчаянное сопротивление, был полностью уничтожен. Не осталось ни одного уцелевшего или успевшего убежать. Всего в тот день погибло двенадцать тысяч жителей Гая.
Захваченную израильтянами богатую добычу, в том числе множество скота и драгоценности, Господь на этот раз разрешил поделить между воинами. Царя же Гая поймали живым и повесили у городских ворот. Его сняли с виселицы только на закате солнца и похоронили в поле под кучей камней. Курган до сих пор считается достопримечательностью.
После взятия двух укрепленных городов под власть народа Израиля перешла обширная часть обетованной земли и мы получили надежный форпост для новых успешных завоеваний. Но прежде чем продолжить движение вперед, народу надлежало подтвердить обязательство свято хранить врученный ему Моисеем от Господа закон. Предвечный, отдав нам Землю обетованную, желал не просто заменить прежних жителей новыми, но истребить нечестивых язычников и поселить на их месте народ избранный и освященный так, чтобы на развалинах погрязшего в пороках мира основалось царство Божие. В свидетельство этого Израиль должен был возобновить клятву пред Господом в самой торжественной обстановке.
Иисус выбил на каменных плитах все законы Моисея. На горе Гевал мы принесли подобающие обильные жертвы. Затем я вместе с другими священниками, взяв Ковчег завета, встали в долине между горами Гаризим и Гевал. Народ, разделенный на две примерно равные части, по шести колен в каждом, расположился на склонах гор. И вот, когда мы провозглашали уставы и повеления Торы, то на благословения исполняющим Закон с горы Гаризим, а на проклятия ослушникам — с горы Гевал народ отвечал громким и единодушным «аминь!» Тем самым каждый израильтянин подтвердил, что сохраняет верность Господу, никогда от Него не отойдет и готов принять на себя как милость, так и кару Господню.
Место, где произошло это памятное событие, располагало к благоговейному настрою души и возвышенным чувствам. Кругом волнообразно шли холмы, зеленевшие виноградниками и садами. Среди них изумрудной полосой тянулась Сихемская долина — та самая, где за пять веков до нас Авраам воздвиг свой первый жертвенник Богу и где Иаков впервые поставил свои шатры в стране обетованной[105]. С вершин Гаризима и Гевала перед нами виднелась прекрасная картина всей средней части Ханаана. На севере возвышались Гелвуя, Фавор, Кармиль, а далее — убеленный снегами северный страж земли — Хермон. К востоку сверкали на солнце воды Геннисаретского моря, или Кинерета, от него тянулась темно-синяя лента Иордана. Впереди виднелось Великое Западное море и окаймляющая его песчаная полоса…
Вся Земля обетованная в тот день стала свидетельницей клятвы Израиля, и вся она, с ее горами, озерами, холмами и долинами, нивами и пастбищами, была торжественно посвящена Господу!
Хитрость жителей Гаваона
Между тем, стоустая молва о победах наших войск разнеслась далеко. Жители Ханаана не удивились бы, поведи мы себя как обычные захватчики, которые набирают побольше рабов и добычи и, насытившись, уходят к себе. Но мы показали себя народом, пришедшим в чужие пределы не как грабитель, но как хозяин, вернувшийся в дом, который по праву принадлежит ему. Это наводило особенный ужас на туземцев и заставляло трепетать от страха их сердца.
И тогда кое-кто из местных племен, не надеясь выстоять против отважных завоевателей и сознавая, что им грозит та же участь, решили прибегнуть к хитрости.
Примерно в четырех часах ходьбы к юго-западу от Иерихона находился процветающий город Гаваон. Жители его, наслаждаясь богатством и покоем, не отличались воинственностью нрава. Видя отвагу и неукротимость израильтян, гаваонцы прекрасно понимали, что у них нет надежды на спасение, если дело дойдет до схватки. Значит, необходимо любой ценой избежать вооруженного столкновения! Однако горожане, столь же осмотрительные, сколь и малодушные, справедливо полагали, что мы не захотим вести переговоры о мире с городом, который стоит на пути нашего победоносного продвижения и представляет собой легкую и заманчивую военную добычу.
Каким же образом склонить Иисуса к заключению союза? Гаваонцы прекрасно понимали, что бесполезно просить пощады у Иисуса, раз он задался целью истребить весь ханаанейский народ.
Был придуман простой, при этом довольно остроумный и забавный план. Теперь, по прошествии многих лет, мне трудно сердиться на изобретательных гаваонцев, хотя в свое время их проделка вызывала у нас не веселую улыбку, а возмущение.
Итак, справедливо рассудив, что израильтяне плохо знают местность, куда пришли, старейшины Гаваона запасли какие-то жуткие, покрытые зеленой плесенью сухари, взяли у своих нищих самое рваное платье, самые изношенные и дырявые сандалии, самые старые и потертые мехи для воды. И с таким снаряжением они явились к Иисусу, который после побед в Иерихоне и Гае вернулся в стан в Галгале.
От имени своего народа послы предложили заключить с Израилем союз. При этом они, естественно, не объявили себя ханаанеями, но, напротив, сказали, что ничего общего с ними не имеют.
Название города Иисусу ничего не говорило (на это хитрецы и рассчитывали), он стал уточнять, где же расположен этот самый Гаваон, представители которого так настойчиво ищут дружбы с нами.