О нефритовой подвеске, подаренной г-ном Нирами, скажу отдельно. Со временем мое отношение к ней резко переменилось, и периодически она выводит меня из душевного равновесия. Иногда она меня согревает, мне кажется, что на ней выгравировано всевидящее око моего ангела-хранителя, серебряный зрачок которого своей зеркальной поверхностью отражает дурные намерения окружающих. А изредка, она меня откровенно пугает. Я воспринимаю ее проницательный взгляд, как мистическое напоминание о том, что надо прямо смотреть в будущее, не забивая себе голову благостными надеждами и не обманывая самого себя красивыми сказочками. И тогда мне чудится, будто ее глаз настойчиво внушает, пора уже и мне мужественно глядеть вперед, трезво понимая, что дорога любой жизни лежит через океан печали, в котором материки тяжкого труда изредка чередуются с островками удовольствий, подводными вулканами фантазий и родниками чистой нежности, под влиянием которых все сущее, переливаясь словно розовый жемчуг, привлекает, занимает и трогает.
Но скажите честно, если даже это истина в ее последней инстанции, кто может с философским спокойствием выдержать подобное зрелище? Оно под силу только глазам египетских надгробных статуй, с их распахнутым остановившимся взором, проникающим сквозь живую человеческую боль в пугающую безмятежность вечности. Когда мои мысли приобретают такое направление, я, чтобы не терзаться, снимаю талисман и прячу его в ящик комода, как это сделала мудрая Капа. А пока он отдыхает, я учусь радоваться переменчивому блеску вечно обновляющегося мира, парадоксальным играм человеческого ума, полету необузданного воображения и неотразимой притягательности любящегося сердца.
Однако проходит немного времени, серебряное око зовет меня, и я безропотно его надеваю, чтобы под его охраной вновь с головой погрузиться в работу. Я сосредоточена и спокойна, так как точно знаю – металлический зрачок нефритового талисмана не подпустит ко мне зло, концентрируя его в себе, словно магическая линза. Опасаюсь только одного – придет момент и он, переполненный человеческой злобой, вернет ее, поразив серебряной молнией тех, чья ненависть скопилась в его глубинах. Может быть и у старого Вернада был такой талисман, и ему вовсе не надо было быть ясновидящим, чтобы предсказать ужасную гибель жестокого и циничного короля Агомара.