Концерт завершился маршем «Прощание славянки», под который все участники концерта высыпали на сцену. Поклоны, аплодисменты, наконец двинулись к выходу. Не успел выйти из зала, как ко мне подошёл обычный с виду гражданин лет тридцати пяти, но с уже пробивающейся сединой на висках.
— Евгений Платонович? Вы не очень спешите?
— Да вроде не очень…
— Пройдёмте со мной.
Та-а-ак… Кажется, вежливый товарищ представляет весьма важное ведомство, и с ним лучше не спорить. Да я и не собирался. Интересно только, что ему или, вернее, тем, кто его послал, от меня понадобилось? Может, где-то крупно накосячил, что мною заинтересовались московские особисты? Может, обыск у меня дома устроили и нашли папки с «хрониками»? Да чего гадать, сейчас всё узнаем. Главное — не ссать, сохранять лицо, Евгений Платонович.
Мы прошли по боковому коридору, миновали одну дверь, попав в другой коридор, затем ещё одну дверь, попав в ещё один коридор, и наконец остановились у двери, возле которой стоял плечистый шатен с ледяным взглядом потомственного викинга. Ничего не говоря, приоткрыл одну из дверных створок, пропуская нас в помещение.
Если судить по накрытым столикам и стоя уплетающих всякие бутерброды под водочку и шампанское людям, я попал на обычный фуршет. Вернее, не совсем обычный, учитывая состав пирующих. Потому что это были очень солидные на вид дядьки, и первым из них я узнал Суслова. Главный идеолог страны (как ни удивительно, не в вечных калошах, а в приличных ботинках[4]) скромно стоял в сторонке, вроде бы с укором наблюдая за всеобщим возлиянием. Сам он держал в руке бутерброд с красной икрой, и такое чувство, не знал, что с ним делать.
— Подождите здесь, — попросил провожатый, а сам двинулся к небольшой группке из пяти-шести человек.
И в ней помимо Председателя Совета министров СССР Косыгина и Председателя Верховного Совета СССР Подгорного я увидел самого Леонида Ильича. Именно к нему обратился «седой», показывая движением головы в мою сторону. Брежнев поставил на стол пустую рюмку и, улыбаясь, двинулся ко мне.
— Ну здравствуй, Евгений!
Я пожал широкую ладонь, одновременно генсек левой чувствительно хлопнул меня по плечу.
— Так это ты сам сочинил и слова, и музыку к «Малой земле»?
В горле у меня почему-то моментально пересохло, и я, сглотнув слюну, выдавил:
— Да, Леонид Ильич.
Он перестал улыбаться, в его глазах появилась грустинка. Я заметил, как вокруг нас стали собираться участники фуршета, как внимательно глядит на меня сквозь линзы очков Андропов, и от этого взгляда мне ещё больше стало не по себе.
— А ведь мне тоже довелось принимать участие в тех событиях, — между тем негромко, с ноткой задумчивости и глядя куда-то за моё плечо, произнёс Брежнев. — Почти тридцать лет прошло, а словно вчера…
Он снова посмотрел мне в глаза, слабо улыбнулся.
— Сумел ты, парень, всколыхнуть мою душу, прямо в точку попал с этой песней. Откуда ты вообще узнал про эту операцию?
— Книгу Георгия Соколова прочитал, так и называется — «Малая земля». А вам, Леонид Ильич, раз уж вы принимали участие в тех событиях, может, тоже что-то вроде мемуаров написать?
— Гляди-ка, советчик нашёлся, — пробасил с усмешкой Подгорный.
— Ну а почему бы и нет? — услышал я негромкий, но чёткий голос Андропова. — Мне кажется, почитать воспоминания Леонида Ильича будет не только интересно, но и полезно, в плане хотя бы воспитания подрастающего поколения.
— Верно, — подал голос вроде как Кириленко, или очень похожий на него деятель. — Я бы и сам с удовольствием почитал ваши воспоминания, Леонид Ильич.
Видно было, что Брежневу приятно слышать такое. Он повернулся к тоже подошедшему на шум Суслову.
— А вы что скажете, Михаил Андреевич? Может, мне и впрямь взяться за мемуары?
— Я со всех сторон на это смотрю положительно, — проскрипел «серый кардинал».
— Что ж, придётся подумать над вашим предложением, Евгений, — улыбнулся Брежнев. — А я смотрю, у тебя значок «Мастера спорта». За что получил?