– Прости, – она отстраняется от меня, чтобы я наконец могла вдохнуть полной грудью, и расплывается в невинной улыбке. Конечно же, Катя никогда бы не сделала ничего подобного. Сила у неё есть, но использует она её разве что для танцев. Зная девчушку с самого её рождения, я с полной уверенностью могу гарантировать, что она никогда и никому не причинит вреда. Девочка она добрая и оптимистичная. В этом чем-то даже похожа на Макса. Конечно, считали многие – они ведь родные брат и сестра! Да только Макс гораздо больше похож на свою мать, мою тётю Иру. Такие же огненно-рыжие волосы, всегда лежащие в небольшом беспорядке. Такие же веснушки. Бирюзовые глаза. Неугомонный позитивный нрав. А Катя – просто копия своего отца, моего дяди Феди; светлые волосы, глаза карие, просто настоящая красавица! И серьёзная – тоже в него.
– Макс пришёл раньше тебя. Я удивилась. Подумала, ты заболела, – она схватила меня за руку и лукаво потянула в сторону стола. Видимо, хотела, чтобы сегодня я села рядом с ней, а не рядом с матерью, как делала это обычно.
Моя мама же, увидев нас, только тепло улыбнулась, продолжая подставлять к каждому месту чашки и блюдца.
– Садитесь, девочки, садитесь, – она одобрила.
Стол вскоре был накрыт – в самом деле, оказалась яичница. Приступить к еде было разрешено только тогда, когда все присутствующие заняли свободные места за столом. Взрослые оказались по одну сторону, мы с Максом и Катей – по другую. И я была в середине между ними.
Я одинаково люблю и свою классную сестру, и своего задорного брата, но так вышло, что именно с Максом я проводила большую часть времени. В детстве мы были, можно сказать, неразлучны. А всё потому, что во время прогулок, занятий, походов в школу, да и вообще почти всегда мне приходилось за ним следить. Да, в буквальном смысле следить. Несмотря на то, что мы с ним одногодки (не считая тех нескольки месяцев, разделяющих даты нашего рождения), я воспринимаю его скорее как младшего брата. Сейчас, когда нам обоим почти по восемнадцать, этого уже, конечно, делать не приходится. Но ведь наше крепкое родство берёт начало из детства. Помнится, когда нам было по девять, ему приспичило вскарабкаться на дерево – одно из самых высоких в нашем окружении. Не помню, во что мы тогда играли. Но отчётливо помню, как соскользнула его нога, как страх парализовал мои конечности, и я не могла даже закричать. А ему хоть бы что. Тогда он только рассмеялся, словно над невероятно смешной шуткой, над какой-то незначительной мелочью. Да и сейчас, если сказать по правде, он порой ведёт себя, как ребёнок, что проявляется в его бескорыстной доброте, в его постоянной улыбке и небольших косяках, которые он порой совершает по своей невнимательности. Но зато сердце у него, наверное, самое доброе из всех, кого я знаю. Он всегда готов помочь людям – друзьям, родственникам, случайным прохожим, – всегда готов поддержать страдающего и поделиться бесчисленным запасом собственного позитива. Каким-то образом ему удавалось находить общий язык с большинством знакомых. А рассеянность – это так, досадный пустяк, на который все уже давно закрыли глаза. Дядя Федя говорил, что для творческих людей это часто свойственно – «Максим же у нас как раз собирается стать писателем». Правда, меня брат пока что не посвящал в свои задумки, и не говорил, о чём он собирается писать, но наверняка это будет что-то в его стиле – неоспоримая мораль о равенстве людей и силе крепкой дружбы. Как раз его стиль.