– А кто сказал?
– Ой, Катюха, ты не поверишь!
И я поведала изумлённой подруге эту чудесную историю.
– Ой, Надька! – воскликнула Катерина и крепко обняла меня, – как тебе повезло! Говоришь молодой, улыбался тебе? Слушай, а ты ведь не замужем, не теряйся! Адвокат, да ещё московский! Чем не пара!
– Да ну тебя, – засмеялась я, – кому я нужна с моей судимостью?
– Да уж, – помрачнела Катерина, – все мы здесь такие. Но всё равно, Надька, это здорово! Может скоро ты выйдешь отсюда.
– Эх, Катюха, не загадывай, – вздохнула я, – когда я была там в комнате с ним, то мне тоже так казалось, а теперь… Ну что он сможет сделать? Если в моём деле действительно бабки замешаны? Тут ни Москва, ни Лондон, ни Париж не помогут.
– Не горюй раньше времени! У тебя появился шанс, а это замечательно! У нас здесь ни у кого даже такого шанса никогда не было. Постарайся не упустить его, такое бывает только раз в жизни.
– Но от меня разве что-то зависит?
– Борись, борись и никогда не сдавайся. Да ну! Что мне тебя учить что ли? Ты же на моих глазах разделалась с Антоном и его прихвостнями. А там ситуация была безвыходной.
Я посмотрела на Катерину. До этого дня мы с ней на эту тему не разговаривали. Не знаю почему, но так было. А тут она сама завела разговор об этом.
– Да, Катя, ты не знаешь, кто мог положить прут под кровать?
– Я думала, что ты принесла, – удивилась Катерина, – думала после разговора с Антоном в столовой ты подготовилась.
– Катя! Когда бы я это сделала? Мы же с тобой до ужина вместе были! Да и где бы я взяла этот прут?
– Действительно, – задумчиво произнесла Катя, – я как-то об этом не подумала. Но кто тогда мог его там оставить?
Она как-то странно посмотрела на меня.
– Надька, а ведь странно всё это. Прут, теперь адвокат. Я про прут раньше не думала, а теперь… Знаешь, мне кажется, что ты вскоре отсюда выйдешь.
Катя оказалась права. Ждать мне долго не пришлось, хотя это с какой стороны ещё посмотреть. Через три дня, через три таких долгих дня, меня вновь вызвал гражданин начальник. Теперь в его кабинете находился Андрей.
– Ну что, Надежда, – улыбнулся Степан Иванович, – полагаю Андрея Олеговича тебе представлять не надо? В общем собирайся, поедешь с ним в суд. Он подал надзорную жалобу, и её рассмотрят сегодня. Не знаю, как ему это удалось, по закону положено вроде рассмотреть в течение месяца, а в реальности можно и год прождать, учитывая загруженность наших судов. Но, видимо, Москва! – он поднял палец вверх, и последнее слово произнёс с такой многозначительностью, что Андрей не выдержал и засмеялся.
– Ну что вы, Степан Иванович! Какая Москва? Просто правильная постановка вопроса. Они и не смогли мне отказать.
– Ладно, знаю я вас москвичей! Небось пообещали что-нибудь председателю суда, вот он в таком спешном порядке и собрал всех. Как бы то ни было, Добролюбова, желаю удачи! Не хочу тебя больше здесь видеть! Всё иди.
Вот с таким странным напутствием я и поехала в суд. Со мной ехал конвой, ехала я в наручниках, в них я и сидела в зале суда.
Этот суд очень отличался от предыдущего. Не было зрителей, только я, Андрей, прокурор и несколько человек. Президиум областного суда, как сказал Андрей. Да и заседание проходило очень быстро, без заминок.
Сперва какой-то строгий мужчина, член президиума областного суда, Андрей сидел рядом и шептал мне всё на ухо, зачитал надзорную жалобу. Потом слово взял прокурор и минут десять говорил о том, что никаких новых обстоятельств в жалобе не указано, поэтому он не видит никаких оснований ни для отмены приговора, ни, вообще, для пересмотра дела. Я слушала его, и моя радость куда-то улетучивалась. Похоже мы зря это всё затеяли, шансов абсолютно не было. Потом прокурор замолчал и сел на место. Андрей пихнул меня в бок и прошептал:
– Не переживай раньше времени, Надя, всё будет хорошо!
Хм, интересно, а когда мы с ним на ты перешли? Андрей улыбнулся мне, встал и взял слово. После всех традиционных обращений он сказал:
– Обвинение против моей подзащитной руководствовалось только одной главной и исчерпывающей уликой – звукозаписью телефонного разговора с какой-то неустановленной личностью. Но в этой записи не называется ни одного имени, кроме имени моей подзащитной, не называется прямо, что она должна сделать, а также вообще не установлено, а действительно ли эта запись сделана охраной предприятия, или она добыта каким-то неконституционным путём.
– Протестую, – вскочил со своего места прокурор, – подлинность звукозаписи установили эксперты! Они подтвердили, что звукозапись сделана за день до убийства сотрудниками службы безопасности компании.