Артемий Петрович листал характеристику дальше, выделяя голосом «исключительную работоспособность», «удивительный профессионализм» и «особые заслуги перед университетом». «Дымит как паровоз» и «брешет, как сивый Мюнхгаузен» он произнес чуть ли не слезами на глазах.
- Поздравляю, товарищи, плечом к плечу с нами будет трудиться генерал-майор медицинского фронта, спортсмен и комсомолец. А ваш портрет с подписью «отец-благодетель» там, случайно, не висит?
- А чего вы довольный такой? – окрысился Гайдарев. – Нашли друга по интересам?
- Нет, господин супермен. Нечасто встретишь такую трепетную любовь вуза к своему студенту, а любая истинная, лишенная всякой корысти любовь заслуживает восхищения. Ну и наша последняя самоубийца, - сказал он уже обычным сухим тоном, - Соболева Вера Сергеевна, двадцать четыре полных года, красный диплом в синюю крапинку. На красный силенок не хватило, а, Вера Сергеевна?
Я ограничилась вежливым молчанием. На риторические вопросы отвечают только нобелевские лауреаты вроде Ярослава Витальевича и генерал-майоры медицинского фронта, не будем показывать пальцем.
- Умна, обязательна, работоспособна... Обожаю это слово – толерантна. Альтруистка и правдорубка. Любит кошечек, хомячков и прочую живность. На первом курсе отказалась препарировать лягушку и с криком: «Зачем вы ее убили?!» покинула аудиторию. Хм, забавно…
Пришел уже мой черед краснеть. Неужели кто-то не счел за труд отыскать этот старый, по сути, детский эпизод с лягушкой и внести в мое личное дело? А Воропаев этот тоже хорош! Не мог промолчать? Слово «толерантность» ему, видите ли, нравится.
Ярослав Сологуб надел очки и уставился на терапевта.
- Там что, и вправду написано про лягушку и кошечек? – недоверчиво спросил он.
- Смотрите сами, - Артемий Петрович с готовностью протянул ему личные дела.
Я не утерпела и заглянула через плечо. Никаких характеристик там не было и в помине, лишь фамилия-имя-отчество, год рождения, даты поступления-окончания да несколько коротких пометок. Уж не прогнал ли нас Артемий свет Петрович по базе ФСБ?
- Так вы всё выдумали?!
- Почему же всё, Анатолий Геннадьевич? Кто-то не узнал себя в моих заметках?
«Молчание было ему ответом». Против фактов, как говорится...
- Что и требовалось доказать. Теперь все слушают меня, повторяться не буду. Вам, суслики, требуется запомнить одно: бегать за вами, кроме альтруистки и правдорубки Веры Сергеевны, никто не станет, поэтому назначаю Веру Сергеевну ответственной за сохранение вашего морального и профессионального облика. Не пугайтесь, Соболева, следить за тем, чего нет, легко, вы быстро научитесь, - я была удостоена ироничного кивка, зато новоиспеченные коллеги скривились, точно отведали уксуса. – Даю сутки на адаптацию, с завтрашнего утра – полноценный рабочий день со всеми прелестями. Опоздание – внеплановое дежурство, пять опозданий – занесение в личное дело. Я имею полное право казнить, миловать, нагружать работой и заставлять выполнить любые прихоти. Скажу драить боксы в пожарной каске, крича лозунги Великой французской революции – пойдете грабить пожарную часть и учить французский. Без моего ведома из больницы не отлучаться. В конце рабочего дня каждый из вас сдает отчет на три листа, где подробно и со вкусом расписывает, какие глупости натворил и сколько больных одарил нервным тиком. График дежурств будет составлен в ближайшее время. Ферштейн?
- Яволь, - скромно отозвался Сологуб.
- Вот и славно, - Артемий Петрович поднялся с дивана, спрятал папки в шкаф. - Мое время стоит дорого, поэтому больницу вам покажет Романов. Севу не обижать, осматриваться, привыкать, готовиться к худшему. Увидимся вечером!
Не удержавшись от прощальной усмешки, Воропаев ушел. Утверждать за остальных не берусь, но мне сразу стало легче дышать.
- И как он вам? – поинтересовался Дэн. – Быков тут, по-моему, рядом не валялся.
- Да ничо особенного! Лет на пять старше нас, а уже мнит себя богом, - заявил Толян. – Культурная сволочь. Не знаю, как вы, ребя, а я унижаться не намерен! «Суслики», - передразнил он. – Будут ему суслики.
Я оглядела ординаторскую. Ничего общего с тем, что любят демонстрировать в фильмах, но всё же лучше, чем в некоторых госучреждениях: диванчик, три кресла и колченогий стул, письменный стол, непонятного назначения тумбочка. Шкафы под завязку забиты документацией, в углу ютится маленькая раковина. Стены желтоватые, безо всяких обоев, неподалеку от двери висит дырявый дартс, три дротика прочно засели в дереве. Ни картин, ни фотографий – все безлико и функционально, настраивает скорее на труд, нежели на отдых. Похоже, евроремонт сюда не добежал.
- Тюрьма, самая что ни на есть тюряга! – протянул Гайдарев и потрогал дартс.
- А вы мечтали работать в гостинице широкого профиля? – спросил Ярослав, чьи беспокойные ручки успели добраться до шкафов с бумагами. Когда он хотел казаться умнее, чем он есть, и растягивал слова, его голос чем-то напоминал кваканье. – Начинать надо с малого и приближаться к совершенству. Per aspera ad astra, друзья.
- Неказистый народ пошел, звездульки им подавай, - Толян гулко хохотнул над собственной шуткой. – Кому сейчас нужны звездульки, Славыч? Нам бы чо-нить попроще, общагу там... женскую.
- Общагу? Зачем, когда такая красота под носом? – вкрадчиво спросил Денис.
Не сговариваясь, все трое обернулись ко мне. Ни саркастичное «красота», ни откровенные взгляды, ничуть не тронули и не задели. Общага ждет, ребята, а у меня другая специальность.
- Чот не тянет меня приобщаться к прекрасному, – подвел итог осмотра интерн Малышев.
- Золушки имеют свойство превращаться в принцесс, забыл? Предлагаю дождаться полуночи.
Я хмыкнула. Ну, просто мастера пикапа!
- Да тут и дюжина добрых фей не поможет, - включился в игру Сологуб, - разве что колдовской спецназ.
- А еще, - не выдержала я, - Золушки отлично стучат по наглым тыквам! Гуляйте мимо, мальчики, в полночь я сплю.
Сразу вспомнилась Элла и ее многочисленные теории касательно сильной половины человечества. И почему все мужики такие предсказуемые?
Глава пятая
Коньяк элитных сортов
Любитель розыгрышей — это человек, у которого чувство юмора вытеснило все остальные чувства.
NN .
«Впечатлительный парень» явился полчаса спустя в сопровождении незнакомой медсестры. Миниатюрная шатенка с косой до пояса, она походила на беспокойную тропическую птичку.
- Так вы и есть новые интерны? – дикцию «птички» слегка портила жевательная резинка. - Добро пожаловать, будьте как дома и тэ дэ. Севыч у нас человек занятой, так что показывать хоромы буду я.
- Только говорить никому не надо, – подмигнул Сева. - У меня больной с жуткой аллергией, не до вас как-то. Без обид?
- Беги уже, спасатель, - поморщилась девушка, - дорогу сами как-нибудь найдем. А вы чего застыли? С левой ноги шагом марш! С поворотом налево в одну колонну!
- Как зовут тебя, прелестно создание? – мартовским котиком промурлыкал Денис, когда мы спускались вниз по лестнице. - Что ты делаешь сегодня вечером?
- Ужин мужу готовлю, - фыркнула медсестра. - Хочешь клеиться – приходи в гости, с ремонтом поможешь. Обоев пять рулонов, как раз хватит.
- Подтип «Ёжики Противотанковые», мужу повезло, - Гайдарев не полез за словом в карман. - Тогда скажи хоть, как тебя называть?
- Жанна, для любителей ёжиков – Жанна Вадимовна. Тэк-с, куда сначала, в хирургию или гинекологию?
- Думаешь, надо? – расхохотался Толян.
Жанна одарила его понимающим взглядом. Так психиатр со стажем глядит на больного, возомнившего себя бабочкой. «Бабочка – это прекрасно, друг мой! Бабочка – это, если хотите знать, состояние души! А теперь слезайте со шкафа, иначе помнете Ваши чудные крылышки!»
- У меня установка: показать вам больницу, - терпеливо пояснила она. - Особых распоряжений не поступало, не хочешь в гинекологию – твои проблемы.