Он рывком сел, откинулся на крякнувшую диванную спинку. Подушка шлепнулась на пол. Вот же угораздило родиться таким... условным! Если это действительно оно, то где оно было восемь лет назад? Хотя понятно где, считать-то он умеет... Почему сейчас, когда всё и так хуже некуда?! Из горла вырвался то ли рык, то ли стон. Ёжики пушистые!..
Не зажигая свет, он прокрался в ванную и долго стоял под душем, бодая лбом зеленый крапчатый кафель. Немного полегчало. К чертям всё, завтра он никуда не пойдет. Надо пересидеть, переждать, залечь на дно. С ним ведь уже случалось подобное, раз в полгода нахлынет и через неделю-полторы отпустит. Теперь всё понятно. Не понятно только, что со всем этим делать...
- Уйди, - сонно сказала Галина. – Уйди. Ты же знаешь, что я не могу. И не хочу. Найди себе любовницу… или фитнес-тренершу, только чтобы мы с Пашкой не знали.
Злое «любовница» напомнило о несвоевременно влюбившейся Еве. Искать ей замену проблематично. Да и противно, честно говоря. «Всё неправильно, всё не вовремя» - споет через пару лет известная группа. И жена не виновата ни в чем, это он такой, неправильный...
Крылья сами принесли к знакомой многоэтажке. Здесь, на крыше, над пятнадцатью этажами и целым городом, он встретил рассвет. Не сказать, чтобы впервые – всякое бывало, а ближе к небу думается легко. Рожденный летать от ползанья тупеет.
Небо меняло цвета, становясь из мутно-синего то кокетливым розовым, то лимонно-оранжевым со светящейся полосой горизонта, то загадочно-полосатым, как старый матрас. Из темноты проступали смутные силуэты домов, рекламных щитов, линий электропередач – всего того, чем был щедро напичкан город, а растительность, которой так не хватало, сверху напоминала кустистый лишайник. В окнах верхних этажей отражалось изломанное золотистое солнце.
К реальности вернул голос рабочего в заляпанной синей спецовке. Рабочего звали дядя Гена, он души не чаял в лесных красавицах с длинными хвостами и кисточками на черных ушах, приходящих и уходящих вместе с зарплатой, поэтому ничему не удивлялся.
- Я од-д-дного понять не м-м-могу: ты дебил или ж-жулик? – промычал дядя Гена, чуть покачиваясь. На его плече сидела очередная рыжая красавица.
- Дебил, - ответил маг и спрыгнул с крыши.
Глава седьмая
Одинокий ворон желает познакомиться
- Мне казалось, вам не чужды сомнения.
- Они мне и не чужды. Какой мыслящий человек не знает сомнений?
К. Маккалоу.
Мое утро началось с громкого «вз-вз-взззз, вз-вз-взззз». Не пытаясь открыть глаза, нашарила в темноте источник шума. Совсем не модный кнопочный телефон ездил по тумбочке на виброзвонке и попался не сразу.
- Не говори мне, что всё еще спишь! – до неприличия бодрый Элькин голос вгрызался в мою сонную голову. - На пробежку шагом марш!
Кое-как оторвав мобильник от уха, прищурила правый глаз и взглянула на время: без трех минут шесть. На пробежку? В такую рань я способна только убивать!
- Может, не надо? – я плотнее закуталась в одеяло, родное, а, главное, теплое. Не отдам!
- Надо, Федя, надо! Жду во дворе через двадцать минут. Да, и куртку набрось: дождь идет.
Я нажала «отбой» и со стоном отчаяния рухнула лицом в подушку. Дружбу Сов с Жаворонками надо запретить, ибо чревато. До восьми я на автопилоте, а Элька уже в пять утра на ногах, бежать вон куда-то собралась. Так пусть бежит, я тут при чем? Наобещала ей сдуру, что составлю компанию, и забыла... Теперь вспомнила.
За окном стучал упомянутый дождь, в такт ему завывал ветер – погода испортилась удивительно быстро. Приготовленная с вечера олимпийка висела на стуле, раскинув рукава, как лебедь крылья, и напоминала о данном обещании. Пришлось в спешном порядке впихивать себя в спортивный костюм, чтобы бежать навстречу новому дню и Элькиной будущей стройности.
Кумачева нетерпеливо приплясывала у подъезда. С ее бирюзовой ветровки-скафандра сползали крупные капли. Капюшон откинут, намокшие пряди липнут к лицу, но глаза горят нездоровым энтузиазмом.
- Не прошло и полгода! - поздоровалась она в своей обычной манере. – Погнали?
Дождь холодными скользкими пальцами касался кожи, заставляя ёжиться. Я поправила капюшон, предчувствуя, что непременно расчихаюсь к вечеру. Элька же гордо тряхнула рыжей гривой и подставила лицо мороси.
- Элка, ты заболеешь.
- Не парься, зараза к заразе не клеится… А-а-апчхи! Это не я, это микробы проверяют катапульты. Йу-хуу, погнали наши городских!
Хлюпать кроссовками по лужам – удовольствие на любителя. Я мерзла, ловила сползающий капюшон и мысленно плевалась, а Кумачева активно работала легкими да беззаботно щебетала при этом.
- Ты, Верка, у нас типичная трудоголка… трудоголичка… короче, трудоголик женского пола! Всё трудишься и трудишься, карьеру строишь, а для женщины главное что?
- Семья и дети?
- Красота и здоровье! – авторитетно заявила Элла. – Вот в твоем, например, учреждении мужчины вменяемые есть? – слово «мужчины» она выговаривала как «мушшыны».
Тот факт, что я практически замужем, не учитывался вовсе. По мнению Кумачевой, надеть обручальное кольцо – всё равно, что нацепить на палец чеку от гранаты: полюбовалась и ба-бах! Мужик может любить, страдать, но как женится – всё, ушла любовь, завяли помидоры. Любви в браке нет и быть не может, убеждена Элка, и вообще хорошее дело браком не назовут.
- Да я… никого… толком… не знаю, - бежали мы довольно долго, и мой непривыкший к спортивным нагрузкам организм бунтовал. Легкие, казалось, вот-вот выпрыгнут наружу и шлепнутся на асфальт. - Эл, давай постоим… хоть минутку?
- Ладно уж, - буркнула подруга, созерцая пытавшуюся отдышаться меня. - Неужели ни одного нет?
- Уф! Есть, конечно.
- Красивые?
- Не присматривалась, - тут я покривила душой.
- Умные?
- Не прислушивалась.
- Богатые? – танком напирала она.
- В кошельках не шарила.
- Ну и дура! В понедельник ведешь меня на экскурсию. Классифицировать будем!
Горбатого могила исправит, а Эльку – замужество, чем раньше, тем лучше. Засиделась девка в девках, скоро на людей начнет кидаться, а хороший муж быстро мозги на место вставит и правильные ценности определит. Красота и здоровье, конечно, тоже ценность, но, скорее, необходимое условие.
Мы потрусили дальше, распугивая мокрых голубей и кошек. Кошки почему-то были сухие. Ранние прохожие цеплялись в свои зонты, как утопающий в соломинку, но всё равно умудрялись оборачиваться и смотреть вслед. Юные спортсменки в этом районе редкость, а юные спортсменки в такую погоду – вымирающий вид, включающий двух бестолковых представительниц.
- Счастливая ты, Верка, – вдруг сказала Элла.
- Ты о чем?
- Посмотри на себя!
Я зацепила взглядом отражение в витрине. Сырые волосы – капюшон не помог, – схвачены в хвост, косметики ни грамма. Серость! Водостойкий макияж Кумачевой выглядел почти идеально, она будто сошла с обложки.
- И что, по-твоему, я должна там увидеть?
- То, что ты красива в любом виде, а я, хоть три слоя штукатурки наложи, жаба жабой останусь, - спокойно ответила подруга. - В чем секрет?
Призналась, что никакого секрета нет. Руки-ноги-голова на месте – и порядок.
- Да ну? – не поверила Эля. - Тогда ты не женщина, ты - межгалактический робот! Вся в себе сидишь, чем попало лицо мазюкаешь, людей пугаешь. Нельзя так!
- Не деньга, чтоб всем нравиться, - отрезала я, на бегу затягивая шнурок олимпийки. – Кому не нравится, пускай не смотрит.
Элька нагнала у остановки.
- Тпру! Ты чего, обиделась? С дубу рухнула, на меня дуться? Ну, да, глупость сказала, но я ж любя, – она развела руками. – Ну, Вер…
- Проехали, Эл.