- Твоя самоотверженная любовь к советскому кинематографу и конкретно к этому фильму достойна восхищения, а вот с категорией вопроса ты ошиблась. Готовь костры, инквизиция, через пять минут подойду.
- Я и не сомневалась, - мурлыкнула Крамолова, обращаясь к закрывшейся двери. – «Что хранит медальон госпожи Д’Эгильон? В нем не то кардинал, а не то скорпион...»
***
- Что могу сказать? - Дэн вымученно улыбнулся. - Могло быть и хуже.
Я согласилась с ним, а вот у Толяна, Севы и остальных имелось другое мнение. Главврач мочалила нас минут сорок, кричала, давила на психику, сюсюкала... К концу «любезного приема» чувствовала себя раздавленным лимоном. Быть может, бесчисленные теории об энерговампирах не совсем ложны?
- Ведьма, - Оксана была готова расплакаться, - настоящая ведьма! Что мы ей сделали?
- Ладно, Ксюх, не реви, - ободряюще прогудел Малышев. - Поорала, и хрен с ней.
- А как она смотрела! - поддержала подругу Кара. - Впору найти дерево и удавиться!
- Ну не удавились же? А больничку украсить – фигня, до Нового года времени много.
- Допрыгались, суслики? – осведомился подошедший Воропаев. - Один крикнул, все поддержали. И не стыдно, Романов? Детский сад, младшая группа…
- Артемий Петрович, хоть вы не давите, - жалобно попросила Оксана. - Мы все поняли и осознали.
- Отвернитесь, Щербакова, а то я сам расплачусь. Будете знать, как под Крамоловскими окнами выплясывать. Скажите спасибо, что она морально подготовилась, по вдохновению вас бы закопали.
- Утешили, - вздохнула я. - Плакаты самим рисовать или магазинные сгодятся?
Глава девятая
Еще один Артемий Петрович
Ёлка – это дерево, у трупа которого в Новый год веселятся дети.
NN .
- Никанорыч, помоги гирлянду повесить! – крикнула Галина и прислушалась.
Ей не ответили. Откуда-то сверху доносилось сопение, потрескивание и загадочное бульканье. Потянуло спиртным.
- Никанорыч, ты меня слышишь?
- Слышу, слышу. Обожди чуток, хозяйка, детальку прилажу, - отозвались со шкафа. - Последний штрих… Я гений, гений, гений!
Галина изящно спрыгнула с табурета, оставив гирлянду болтаться на одном конце. Чуяло сердце, не зря Никанорыч конфеты из новогодних кульков таскал! Причем, выбирал все самые невкусные и по одной, по две волок к себе в «берлогу». Она еще удивлялась: откуда вдруг такая сверхъестественная любовь к сладкому? И вот с утра пораньше Кулибин забрался к себе на шифоньер, предварительно ограбив ящик с инструментами на отвертку и плоскогубцы, и вдохновенно чем-то гремел. Дело раскрыто: вредному домовому удалось вернуть к жизни самогонный аппарат. На всю квартиру несет!
- Ты в своем уме? – закашлялась Галина. – Выставит ведь на балкон с твоей самогонкой и прав будет.
- Не дам! – испугался домовой. - Закусаю! Ключи спрячу! Все шнуры-провода позапутаю!
- Не поможет, - ведьма осмотрела гирлянду, прикидывая, куда ее лучше прицепить. – Вспомни-ка прошлый год: всю душу вложил и сам же потом разбирал. Понравилось в морозилочке?
- И то верно, - Никанорыч нахохлился, как больной воробей. - Никакого уважения к покровителю дома! Злые вы, уйду я от вас!
Женщина улыбнулась, но промолчала. Уйдет он, как же! На худой конец, ключи проглотит, книжки на самолетики пустит, муку рассыплет или шнуры запутает, но родного угла не покинет.
- Смеешься? Эх, Галина Никола-а-авна, хоть ты пожалей батюшку! Колдани ветерку или тайничок какой. Я ж всю душу… - залебезил домовой, приземляясь на плечо хозяйки.
- А гирлянду повесишь?
- Повешу! Хоть одну, хоть сто, хоть мильон! Только не выдавай меня хозяину, – заглянул в глаза Никанорыч. Нелепый, всклокоченный, с отливавшим синевой носиком, он щурился так умильно и так смешно заламывал ручки, что Галина не выдержала и согласилась.
- Ладно, буйный дух, твоя взяла. Спрячу, но, чур, до Нового года. Дед придет – ему подаришь.
- Хорошо! Да я за неделю столько запасов сделаю!..
Никанорыч был тертый калач, поэтому сразу юркнул в подпол за бутылками, не обернувшись на возмущенное: «Эй, а гирлянда?!» Надо ковать железо, потом хозяйка может передумать, а то и вовсе отправить мышей пасти, она такая.
- Умом мужчину не понять, - сказала Галина гирлянде и приклеила набившее оскомину украшение с помощью магии. Баланс, считай что, на нуле. К соседям, что ли, сходить, соли попросить? Соседка у них скандальная, Силой плещет – бери, не хочу, вот она и берет по дешевке.
Ведьма, не глядя, прыгнула на диван и ойкнула: не менее вредный, чем домовой, супруг «забыл» под подушкой очередной том «Войны и мира». Ну, почти: «Тихий Дон, том второй». Странный он. Мало кто в наше время листает классику, разве что школьники, но те, как известно, рабы обстоятельств и пятибалльной системы. Муж же запоем читал Толстого, Достоевского, Шолохова, а Булгакова – так вообще до дыр. Лишь однажды Галина нашла у него «Унесенных ветром», где карандашом были подчеркнуты следующие строки: «Она не сумела понять ни одного из двух мужчин, которых любила, и вот теперь потеряла обоих. В сознании ее где-то таилась мысль, что если бы она поняла Эшли, она бы никогда его не полюбила, а вот если бы она поняла Ретта, то никогда не потеряла бы его». Интересно, кто же эта таинственная Скарлетт, сумевшая заставить ее мужа вернуться к старой привычке выделять главное? Или, быть может, никакой Скарлетт нет, и у нее просто разыгралось воображение?
Супруг вел себя как обычно, задерживался строго по графику, а чужеродным парфюмом от него пахло не больше, чем медикаментами. Никаких смс-сок, двусмысленных звонков, никаких посиделок с дружками (Печорин не в счет, Печорин – это святое), рыбалок, бильярдов и саун, но Галина всё равно тревожилось, а ведь женское чутье не подводило еще ни разу. Разрешив благоверному завести любовницу, она прибегнула к древней, как мир, тактике запретного плода. Иными словами, ребенку хочется орать и носиться, только пока мама тащит домой на буксире из шарфика. Но стоит только отпустить шарфик и сказать: «Бегай, сынок!», как сынок пробежит максимум метра три и назло маме вернется домой, уверенный, что победил. Поводок упрямства куда надежней шарфика, особенно когда в него вплетены принципы.
Пушистая сосна мигала огоньками гирлянды, и вместе с ней мигали прозрачные балерины, пухлявые снеговики в черных цилиндрах, расписные шары и пряничные домики. Такой красивой новогодней елки у них не было со свадьбы: муж ненавидел пего-зеленые древесные «мумии», продаваемые под видом сосен, поэтому для Пашки было куплено искусственное, наполовину лысое чудовище, которое наряжали чисто символически и поскорее убирали с глаз долой. Каково же было изумление Галины, когда супруг появился на пороге с этим разлапистым изумрудным чудом, так вкусно пахнущим хвоей, что даже слюнки потекли!
- Это что? – ведьма ткнула в дерево наманикюренным ногтем, будто бы нуждалась в разъяснении. – Ты где его взял?
Ответ был заглушен радостным визгом сына и охами-ахами свекрови.
- Одуванчик полевой, лекарственный, представитель семейства Сложноцветных, - с серьезной миной ответил муж. – А где взял, там больше нету. Не глупи, Галка, лучше найди мне синее ведро в белую крапинку, у него еще ручка погнутая.
- Зачем?!
- Надо.
Пока они втроем искали ведро, деятель культуры отволок елку в гостиную, ухитрившись не сломать ни одной веточки и не засыпать палас хвоей.
- Подожди, а подставка? И у нас игрушек нет, - вешать на красавицу мятые пластмассовые или треснутые стеклянные игрушки было бы просто кощунственно.
- Минуту терпения, вагон понимания, - он зафиксировал дерево в вертикальном положении, проверив, что не падало и не качалось. – Так, к зеленой не подходить, трогать только глазами. Я сейчас вернусь.